Четыре крыла Земли

– Что кушать-пить будете? – осведомился Хаим. Девушка, разогревавшая пирожки, лучезарно улыбнулась, а Авраам, студент-новичок, посочувствовал представителю власти. Лицо Бен-Йосефа цветом стало напоминать небо на закате. Он оседлал вороной джип и галопом удалился.

Правда, ненадолго. Ровно через пятнадцать минут он стоял на том же самом месте посреди небольшой площади, откуда уходила вверх короткая улочка, соединяющая эту площадь с широкой лестницей, ведущей в похожее на крепость здание пещеры Махпела. Он торжествующе потрясал бумагой, из которой явствовало, что такой-то, такой-то и такая-то, то бишь те самые трое, что заступили на вахту к тому моменту, когда губернатор удостоил их своим визитом, немедленно выселяются из Хеврона. Кстати, девушка впоследствии стала женой депутата Кнессета от одной из слишком правых партий.

– Подписал лично... – и он назвал имя Одноглазого министра.

– Быстро же вы успели в Иерусалим сгонять, – спокойно отреагировал Хаим. Факсов тогда, как известно, не было.

Очень скоро к изумлению глазевших из окон арабов вокруг конфликтующих сторон столпились все гости, равно как и хозяева, а также корреспонденты, приехавшие на первую за тридцать девять лет еврейскую свадьбу в Хевроне. Разразился скандал. Министр отменил свое решение. Новое изгнание евреев из Хеврона не состоялось. Но этим дело не кончилось. С равом Левенштейном и его присными встретился Игаль Алон.

– Недостаточно, – сказал он, – что отменены эти херпа и буша{Стыд и позор (ивр.).}.

Все застыли, услышав из уст застарелого социалиста талмудический оборот. Игаль Алон меж тем продолжал:

– Надо закрепиться возле пещеры Махпела. Найдите дом, принадлежащий не частному лицу, а, так сказать, общественное владение. И поставьте столик возле него. Пусть туристы перед тем, как посетить усыпальницу патриархов, причащаются кошерной пищей. Пусть видят, что не только мертвые праотцы лежат в Хевроне, но и их живые правнуки продают колу и пирожки. Короче, найдите помещение, а с остальным я помогу.

Поиски длились недолго. Выяснилось, что прямо напротив того места, где евреи торговали, а губернатор разорялся, стоит красивый каменный дом. А на доме бронзовая доска – «Подарок королю Иордании Хусейну от правительства США». Это было то, что нужно, – здание, принадлежащее государству. Правда, спорный вопрос, – какому, но главное – не частному лицу. До прихода израильских войск его кто-то арендовал; в нем располагался ресторанчик и магазин сувениров. Теперь оно пустовало.

Cтараниями рава Левенштейна, Давида, Натана, Хаима и других здание это обрело новую жизнь. В нем разместился киоск, который, в свою очередь, вскоре разросся в ресторан, а также картинная галерея, где выставил свои работы поселившийся в «ешиве» художник Нахшон. Все это делалось под покровительством Игаля Алона. Так закончилась попытка изгнать трех евреев из Хеврона. В течение последующих трех лет будущий рав Хаим работал там официантом, а Натан уговаривал приезжих посетителей пещеры Махпела покупать сувениры.

* * *

Нескучным оказалось лето шестьдесят восьмого года. Не успели стихнуть клейзмерские мелодии на свадьбе Натана, как Хаим Фельдман впервые стал папой, а здание Военной администрации с любопытством начало слушать непривычные для него детские крики. Как читатель знает, сына Хаим назвал Амихаем.

Вообще, то, что в Хевроне поселились молодые пары – сначала Фельдманы, а потом Изаки – для всех хевронских евреев означало, что из постояльцев они превратились в жителей, а в тот момент, когда комнатенку с обшарпанными стенами огласил крик новорожденного А. Фельдмана, Хеврон вновь стал еврейским городом.

Затем развернулись следующие события. В один прекрасный день в Хевроне появилась пара более чем странного вида. Он был в стетсоне, хлопчатобумажной блузе, кожаной куртке и бархатных штанах, также отделанных кожей. Она – в чепце и прочих атрибутах костюма обитательницы Дикого Запада. Оба говорили с тяжелым англо-американским акцентом.

– Кто вы такие? – спросил изумленный рав Левенштейн.

– Это моя жена, – галантно пропустил даму вперед стетсононосец, – а я – Эли Грин.

Затем, как нечто совсем обыденное, он поведал:

– Я тут не очень далеко живу – под Кирьят-Гатом. У меня там своя пещера.

И чтобы окончательно добить застывших в ступоре ешивников и «ешивников», поведал, как само собой разумеющееся:

– Я – ковбой.

Впоследствии выяснилось, что это истинная правда. Есть евреи-кладовщики. Есть – доктора наук. Есть учителя. О скрипачах, компьютерщиках и гинекологах я уже не говорю. Почему бы американскому еврею Эли Грину не заделаться ковбоем. Но это еще не все. Для того чтобы эрудированный читатель не ограничивался ассоциациями с Майн Ридом, а вспомнил заодно и Фенимора Купера, отметим, что армейская специальность Эли Грина была – следопыт. Понятно, что после всего сказанного дополнительная информация о том, что он воевал в Корее, произведет на читателя не большее впечатление, чем сообщение о том, что по утрам Эли Грин чистил зубы.