Четыре крыла Земли

Что же касается пещеры, то и здесь американец не прилгнул. Именно она стала для него тем, что сейчас называют «Первый дом на Родине». Он жил там с семьей, пас овец и объезжал коней на киббуцных фермах. А мечтал о собственном ранчо – с коровами, быками, пастбищем...

– Чего ты хочешь? – преодолевая оторопь, спросил рав Левенштейн у странного визитера.

Теперь настала очередь ковбоя изумляться:

– Как – «чего»? В Хевроне жить.

И видя, что этим сабрам все надо растолковывать, пояснил:

– Я же еврей.

Придя в себя после первого шока, рав Левенштейн произнес фразу, смысл которой так и остался загадкой, хотя она попала очень удачно в тон речей визитера и вообще вписалась в ситуацию:

– Если ты мужчина, приезжай!

Через пару дней подъехала запряженная лошадьми повозка, угнанная откуда-то со страниц «Прерии» или «Всадника без головы». В ней сидела миссис и несколько маленьких мистеров и мисс Грин, а рядом на Боливаре, который был бы в состоянии нести не то что двоих, но и троих, гарцевал обвешанный кольтами отец семейства. Следом тянулся хвост из мекающих коз, бекающих овец и лающих собак. Самое ешивское зрелище.

Эли получил комнату в здании военной администрации, забросил туда вещи, пристроил куда-то скотинку и начал разгуливать по военному объекту, куда привели его патриотизм и желание поучаствовать в исторических свершениях. Выяснилось, что он нерелигиозный. Это никого не смутило. Здесь таких хватало. Правда, не всегда было легко объяснить губернатору, что в ешиве делают товарищи, чья голова в жизни не встречалась с кипой. Поэтому для них придумывались всяческие должности. Например, Рон Гилад был оформлен шофером несуществующего ешивского автомобиля. Другое дело, что до сих пор все они были холостыми, а тут целая нерелигиозная семья, но это и нравилось новоявленным поселенцам – пусть все слои общества будут представлены в Хевроне.

Итак, представитель другого берега загрузил в комнату мебель. Выглядела она прямо-таки празднично. Должно быть, после сырых сводов пещеры стены этой комнаты, покрытые белой краской, как в полузвездочной гостинице где-нибудь в южных штатах, казались ей интерьером как минимум «Хилтона». Затем Эли начал по-хозяйски обходить помещение ешивы в частности и военной администрации вообще. После чего, как истинно светский человек, даже, можно сказать, как воинствующий атеист, сурово взглянул на ешивников и обличающе спросил:

– Все Тора да Тора, а работать кто будет?

Ешивники, пряча улыбки, объяснили ему, что они бы рады и работать, и бизнесом заниматься, да начальство не дает – власти допустили создание ешивы, то есть заседалки, а никак не ишува, то есть поселения, а потому заниматься торговлей, ремеслом и любым иным общественно-полезным трудом им строжайше запрещается.

Назавтра он куда-то исчез на весь день, а когда вернулся, на вопрос, где пропадал, ограничился улыбчатым «гулял». История повторилась и на следующий день, и вообще так продолжалось примерно с неделю, а потом он предстал пред разноцветные еврейские очи ешивников и, устремив на них взор своих не менее еврейских скорбных глаз, объявил, что хочет им продемонстрировать нечто неординарное.

Бывший ковбой развел руками:

– Это нельзя описать, это надо увидеть.

Первое, что их всех поразило, когда они вышли за территорию военного управления, это то, что решительно все встречные арабы приветствовали Эли, как доброго знакомого. Когда он успел с ними закорешить?

Второе – то, что «салям алейкум» в их устах звучал не формально, не фамильярно, а вежливо и очень уважительно. Им, ешивникам, туземцы такого почета не оказывали. И вряд ли дело было только в возрасте. Они прошли через рынок, нырнули в «касбу», старые кварталы Хеврона, часть которых когда-то была еврейскими. Эли остановился у одного из явно давно уже не жилых домов и толкнул дверь, висящую на одной петле. В залитом светом помещении воздух был наполнен древесной пылью. В этом тумане сновали люди. Каждый был занят своим делом. Кто электропилой распиливал доску, кто, работая на станке, превращал четырехугольную чурку во что-то кругло-обтекаемое, как колонна, кто высверливал отверстие в деревянном полуфабрикате. Ветер по полу гонял стружку.

Перекрывая голосом шум электропилы, Эли проорал:

– Видите, пока здесь только арабы работают, но я хочу, чтобы наши тоже работали. Завтра приступите. Ничего страшного – будете немного учиться в ешиве, немного работать у меня.