Четыре крыла Земли

И тем не менее... Недаром предание гласит, что прежде, чем предложить евреям Тору, Вс-вышний предложил ее потомкам Измаила. Те спросили: «А что в ней?» И услышав в ответ: «Не укради!», воскликнули: «То есть как? Ведь мы этим живем!»

Пока Давид предавался подобным размышлениям, Сулеймана и след простыл. Закончилась очередная встреча Давида и Соломона, вернее, Дауда и Сулеймана, короче, папы и сына.

* * *

Переселение на территорию Военного управления, где и должна была расположиться ешива, произошло накануне праздника Шавуот. В одном и том же здании, построенном некогда британским офицером Тигертом, располагались и полицейские, и армейские учреждения. Одно из крыльев здания было передано новоявленным поселенцам. Губернатор Хеврона, подполковник Офер Бен-Йосеф, решил устроить им режим полной изоляции и таким образом попросту выжить их. В ешиву не впускали ни журналистов, ни знакомых, ни даже «посторонних» членов семей – только студентов. Исключение сделано было лишь для Бины, которая приехала в каморку к своему Хаиму и после единственного в истории периода, когда здесь не жили евреи, стала, подобно праматери Сарре, первой еврейкой, рожающей детей на хевронской земле. Питались они при этом в общей столовой, а вот со стиркой у обитателей ешивы возникли проблемы – стирать и сушить белье было негде. Пришлось отдавать его в арабскую прачечную. И все бы ничего, но когда получали белье, оно оказывалось куда грязнее, чем когда сдавали. А евреям открывать свою прачечную, равно как и заниматься еще чем-либо, кроме учебы, было категорически запрещено. Никакого бизнеса на чужой земле!

Между тем народ все прибывал и прибывал. Еженедельно руководство ешивы получало новые и новые заявления с просьбами о приеме. Давид, как административный директор ешивы, обязан был списки вновь принятых класть на стол губернатору. Причем, если кого-то принимали не на учебу, а в качестве сотрудника, то необходимо было указать должность. Так разрастался штат «секретарш», «поваров», «водителей». Всякий раз происходила одна и та же сцена: Бен-Йосеф кричал, что не примет такого-то на работу, что штат и без того непомерно раздут, и что ешиве не нужен свой электрик (токарь, пекарь), поскольку таковой имеется в Управлении, то есть на той же территории, на что Давид повторял сакраментальное: «А ты поезди по другим ешивам, выясни – везде есть такая единица». В конце концов губернатор устал спорить и начал принимать всех подряд.

* * *

– Не могу я, отец, – сказал Натан, отойдя к окну. Огни покоились на черном теле города, словно жемчуг на бархатной подушке. Светились лишь верхние огни, что же до лавок и мастерских, их уже сожрала ночь. – Не могу я. Ты знаешь, как отношусь к Юдит. Как я с детства относился к ней. Да я еще лет в пятнадцать влюбился в эту двенадцатилетнюю девчонку – и навсегда!

– Так в чем же дело? – спросил Давид.

– Как раз в этом! – подпрыгнув, воскликнул сын. – Если бы мы жили где-то рядом, и она видела бы во мне нормального мальчишку, она бы потихоньку привыкла, что я – это я, что я – сам по себе, а не только твой сын. А так… живем – мы здесь, они – в Тверии, встречаемся – раз в год. И всегда этот восхищенный взгляд. Для нее я – принц! Сын того, кто спас жизнь ее отцу, пожертвовав при этом собственной свободой! Я знаю, – тут он подпрыгнул еще выше, – что она готова выйти за меня замуж! Я сам об этом мечтаю, но чтобы за меня! За меня! За меня! За меня, а не за твоего сына!

* * *

Свадьба Натана и Юдит состоялась в августе шестьдесят восьмого. То, что все хевронские евреи – на тот момент их было несколько десятков – поздравляли его и его родителей, это не удивительно. Но они поздравляли и друг друга. А друзья и родные, звоня им на ешивский телефон, не говорили «Передай поздравление», а просто говорили: «Поздравляю». У каждого еврея в Хевроне был большой личный праздник.

Число прибывших гостей перевалило за тысячу. Губернатор великодушно предоставил под зал торжеств помещение конюшни, сохранившееся здесь со времен британской администрации. В стойлах поставили столы. Было очень уютно.

Хупу ставил главный раввин Армии Обороны Израиля. Но вначале случился... пустяк, однако он положил начало новой, прямо скажем, эпохе в истории Хеврона. Перед хупой многие гости решили на пополуденную молитву «Минха» отправиться в пещеру Махпела. Для гостей неподалеку от «пещеры» соорудили общественную кухню, поставили столик. Стали продавать пирожки и различные напитки. Работали посменно. Деньги шли в фонд ешивы. Будущий раввин, а пока скромный студент, Хаим Фельдман доказал, что он не только по части Торы, но и по части общепита не промах. Через час примчался губернатор.

– Кто позволил открыть здесь киоск?! Я с вами по-хорошему, а вы на голову садитесь!

Евреи не бросились, сломя головы, складывать в мешки продукты питания.