Четыре крыла Земли

Вдруг высокий рыжеволосый араб прервал работу, уставившись на вошедших евреев. «И чем это мы его так очаровали?» – подумал Давид, отправившийся в «касбу» вслед за сыном и его друзьями, как вдруг понял, что происходит нечто непонятное. Арабы один за другим прекращали работу и смотрели в сторону входа. Станки замолкли, и воцарилась полная тишина. Давиду, да и Натану с Хаимом, польстила было мысль, что это они, древние хозяева Хеврона, производят такое магнетическое впечатление на нынешних его обитателей, но тут они вдруг поняли, что взгляды устремлены хотя и в их сторону, но не на них. Оглянувшись, они увидели, что за их спинами, у самой двери, стоит губернатор белого, как волосы альбиноса, цвета и смотрит на открывшуюся перед ним картину так, как жители Помпеи, должно быть, смотрели на мчащийся на них поток лавы. А арабы на него самого смотрели, как на мчащийся навстречу поток лавы, потому что, хотя и не понимали, в чем дело, но ясно видели – властитель недоволен.

– Вы что?! – спросил губернатор полушепотом.

– Вы что?! – прохрипел он, вонзив ненавидящий взгляд в Хаима, Натана и иже с ним.

– Вы что?! – проорал он таким гробовым голосом, что бедные арабы присели.

– Вы что?! – он взял высочайшую ноту и сорвался на визг.

Именно звуковым оформлением экзекуции над всем известным некошерным животным показались бы постороннему слушателю его отрывистые трели, которые в тишине заметались по помещению, вырываясь на волю сквозь распахнутые окна.

– Совсем обнаглели!.. Кто вам позволил!.. На голову сели!.. Мастерскую!.. Посреди Хеврона!.. Да где это видано!.. Провокация!.. Немедленно!.. К министру!.. Всех до одного выселит!.. Очистит Хеврон!.. И правильно сделает!..

Увы, последняя угроза звучала вполне серьезно, и главное, ответить было нечего. При создании ешивы был заключен договор – никакого бизнеса в Хевроне. Так и быть, ресторанчик – исключение, для туристов. Но мастерская – это действительно наглость. И какого черта этот Грин?..

Давид почувствовал, что все смотрят на него, как на самого старшего.

«Скажи же всю правду, объясни, что все это без вашего ведома – услышал он собственный голос откуда-то изнутри. – Ну, выгонят этого чокнутого из Хеврона. Зато ешива будет спасена. А там глядишь и... А так – все, чем мы жили последние два года – подумай – два года из жизни! – пойдет прахом!»

Все смотрели на Давида, а он молчал. И тогда в темноте послышался голос Хаима:

– Вы же сами сказали – «Никаких работ на территории Военного Управления». Вот нам и пришлось – в городе.

Некоторое время, потрясенный таким нахальством, губернатор, как рыба, выброшенная на берег, ловил ртом воздух и, наконец, объявил:

– Так вот! Как уполномоченное правительством лицо, именем государства Израиль я закрываю вашу столярную мастерскую...

(громовая пауза) ...и приказываю... (еще пауза)

...открыть на территории Военного Управления... (и под канонаду оваций)

... слесарную мастерскую!

Надо сказать, что во время объятий – а в них губернатора Офера Бен-Йосефа поспешил заключить каждый из нескольких десятков ешивников – улыбка его выглядела довольно вымученно.

Почему он принял такое странное решение – навсегда осталось тайной. Но самое забавное было дальше. После того как создали слесарную мастерскую и обучили ребят-ешивников работать на станках, среди арабов началось брожение. Пошли разговоры о том, что добрые ешивники, чтобы дать местным жителям работу, построили столярную мастерскую, а злой губернатор (который на самом-то деле денно и нощно трясся, как бы не ущемить права арабов) взял и закрыл ее, и бедных ешивников загнал на каторжные работы в слесарный цех. Кончилось тем, что разъяренная толпа потерявших работу и многочисленных сочувствующих явилась к воротам Военного Управления с требованием восстановления статус-кво, и перепуганный губернатор велел плюс к слесарному цеху вновь открыть столярный на прежнем месте. Победила дружба.

* * *

– Что вы еще задумали? – спросил Давид, тщательно пытаясь скрыть беспокойство и недовольство и тем сам выдавая его. Увы, в те времена не было сотовых телефонов, и все время, пока неразлучная парочка Хаим с Натаном мотались где-то по Хеврону, пусть еще не превратившемуся в логово террора, как спустя двадцать лет, но все же арабскому и никак не дружественному, он тихо лез на стенки. Когда у Хаима родилась дочь Лея, Давид явился к нему и в присутствии Бины долго объяснял сыну, что дети – это ответственность, что затянувшееся отрочество закончилось, и что пора быть осторожным, чтобы дети ненароком не остались сиротами. Тогда это кончилось тем, что ребята взяли его «на слабо» и уломали отправиться в очередное странствие с ними вместе.

Сейчас ему надо было ехать в Иерусалим, чтобы разобраться с очередной задержкой офицерской пенсии, а парни как раз оторвались от своих любимых книг профессора истории Зеева Вильнаи, натянули кеды и джинсы, заткнули за пояса пистолеты, обвешались флягами с водой и, оставив жен дома – а это означало, что прогулка будет либо не самой легкой, либо не самой безопасной, – собрались в путь.