Четыре Любови

...Этой ночью, уже после того как Люба Маленькая, хлопнув дверью глотовского джипа, вернулась на дачу, разделась у себя там, за стенкой, и затихла, Лев Ильич так и не смог нормально уснуть и долго еще ворочался с боку на бок. Сегодня вечером, когда он обнаружил у матери заметные положительные сдвиги в функционировании сознания, это порадовало его и одновременно озадачило, потому что надежды на избавление от паралича нижних конечностей не было и не могло быть в любом, самом благоприятном случае развития болезни. Так сказали врачи сразу после снимка, в этой части они понимали и были уверены. Просто крохотнейший фугас, взорвавшийся в голове Любови Львовны, задел зону, ответственную за глупость и ум, самым краем взрывной волны, оставив возможную починку этой области на будущее. Что же касается самой точки разрыва, то она пришлась как раз на сосудик, от которого нужные провода сигналили в ноги, в те самые материнские ноги, которые Лев Ильич, обреченный теперь на ежедневную сыновью заботу, укутывал со всех сторон одеялом, легким - днем и потеплее - на ночь, подтыкая его сползающие края поглубже внутрь. Он представлял себе мать совершенно выздоровевшей выше нижних конечностей, то есть продолжающей лежать или полулежать в постели, но при этом - с вернувшейся к ней без потерь зловредностью, усугубленной новым положением в семье.

"Ладно, поглядим как пойдет... - успокоил он под утро самого себя. - Как случится, так и будет... - он посмотрел на часы, был пятый час. -Надо воспользоваться, - подумал Лев Ильич. - Когда еще сумею в это время..."

Он поднялся с кровати, накинул рубашку и, выйдя из спальни, пересек верхний второй этаж дачи. С противоположного края дома был эркер, и оттуда хорошо просматривался восток. Он постоял пару минут, продолжая думать о матери, как вдруг оранжевый шар, взявшись ниоткуда, воткнулся снизу в небо, и небо в ответ на это природное вмешательство тут же вылило розовое, как и раньше, как и всегда, от края до края, густое поначалу, затем бледнее, еще бледней, а уж потом просто никакое, утреннее, переходящее потом в дневное...

Лев Ильич постоял еще немного, пока не угасли остатки зари, самой первой, розовой, вернулся обратно в спальню, лег и заснул крепким сном.

Люба приехала во втором часу. Он сразу заметил, что что-то не так, и не стал пока сообщать жене о своих вчерашних открытиях насчет матери.

- Пойдем погуляем, - таким же странным, как и явилась сама, голосом обратилась она к Лёве и взяла его под руку. Они медленно двинулись в глубь участка, по направлению к небольшому летнему домику, скорее, даже не домику, а постройке под крышей, но со стенами и дверью, где Лёва иногда любил ночевать, будучи еще школьником, когда выпадало жаркое лето.

- У меня обнаружили нехорошие клетки, - глядя прямо перед собой, тихо сказала Люба. - При биопсии груди, - она подняла на него глаза. - Я недавно нащупала отвердение ткани на старом месте, но не хотела тебе говорить раньше времени. Теперь хочу...

Лев Ильич открыл рот, но слова не выходили:

- Ты хочешь с-сказать... - заикнулся он.

- Лёвушка... Это рак. Горюнов сделает все, что в его силах, но...

У Лёвы опустились руки. Он споткнулся и опустился на землю. Люба села на траву рядом с ним.

- Надежда есть? - спросил он, глядя прямо перед собой.

- Нет, - твердо ответила жена. - Это вопрос времени... - глаза ее наполнились слезами и, не умея их больше сдержать, она тихо заплакала и прижалась к мужу лицом.

- Боже... - произнес ошеломленный Лев Ильич, - Господи Боже мой... Почему?..

В горюновский Центр после операции Маленькая и Лев Ильич ездили к Любе попеременно. Чтобы бабка не оставалась одна, Любаша взяла отпуск и переехала к Казарновским на дачу. Собственно говоря, с неплановым отпуском все устроил сам Горюнов. Он же и резал повторно, он же сразу после этого и организовал месячный курс химиотерапии.

Несмотря на страшную болезнь, РОЭ, лейкоциты и другие показатели крови держались пока близко к норме. Горюнов тоже заходил почти ежедневно.

- Может, образуется как-нибудь, а? - спросил Лёва друга семьи, когда они в один из послеоперационных дней вышли в коридор вместе. - Рассосется?

- Лев Ильич, я бы не рассчитывал. Чудо будет, а я врач. Я в чудеса не очень верю. Я анализы видел.

- Сколько осталось? - Лёва посмотрел на хирурга с тоской в глазах.

- Месяцы... - твердо ответил Горюнов. - Месяцы...

Через два дня после этого разговора в Валентиновку заехал Геник. Сначала он заскочил к Толе Глотову, а затем появился у Казарновских. В это время Любаша выкатывала Любовь Львовну на веранду. Та, увидев Генриха, растерялась:

- Эраст Анатольевич, мы сейчас не можем. У Ильи повесть на выходе и на подходе роман. И самовар не работает, - она повернула голову к Любаше. Катимся, деточка, катимся отсюда...

Генька посмотрел вслед парализованной небожительнице без сожаления, скорее даже с облегчением:

- Шестерня сломалась, а редуктор пока крутит. Ну-ну...

Лев Ильич не понял и значения словам не придал:

- Что у тебя с этим? - он кивнул на соседский забор. - Снова за старое?

Геник вяло отмахнулся: