Четыре месяца темноты

– Видите, это участь всех девушек с моим именем. – Она подняла на старика грустные глаза и добавила: – Однажды он ждал меня полтора часа на морозе, когда я опаздывала.

– Девушка и тогда везла ему сделанный английский? В таком случае можно было и подождать…

– Нет, – сказала она, улыбнувшись, – я знаю, что людям и так интересно со мной.

– Тогда старик загадает желание, чтобы твой друг поскорее это оценил.

В коридоре снова наступила тишина, только жужжали лампы и глупые звуки раздавались из электронной приставки Урбанского.

Фаина

Что-то необычное стало твориться с ее с цветовым восприятием: до беременности Фаина надевала первое, что попадет под руку – теперь же утренняя примерка нарядов превратилась в длинную церемонию.

Сегодня учительница остановилась на ярко-желтом платье по фигуре, которое раньше никогда не надела бы на улицу, а тем более на работу. Оно так мощно заряжало ее хорошим настроением, что невозможно было удержаться, чтобы не надеть его. Хотя не исключено, что она выбрала это платье, потому что ей просто захотелось свежих бананов…

На третьем этаже толпилось много народа. Временами какая-нибудь сумасшедшая парочка детей врывалась в толпу, и начиналась погоня с пыхтением, подножками и проклятиями.

Старшеклассники, наоборот, всю перемену стояли у дверей класса, как будто у них сели аккумуляторы. Они двигались вяло и неохотно, и многим из них правая рука служила только затем, чтобы вынимать из ушей наушники и вставлять их обратно. Иногда какой-нибудь здоровяк хватал пробегающего малыша за шиворот или преграждал ему путь, отчего школьник либо отскакивал в сторону, либо кувырком летел вперед, после чего вставал и, даже не отряхнувшись, бежал дальше.

Фаина Рудольфовна дежурила здесь каждую среду, и пока она успевала перейти в один конец коридора, в противоположном раздавался грохот. При этом считалось, что в случае серьезной травмы учащегося виноват дежурный учитель. Видимо, он должен знать секрет размножения простым делением, как зеленая амеба, чтобы отправить своего двойника в другую часть зала. Или обладать ловкостью супергероя, способного поймать всякого падающего носом вперед мальчонку.

Очень часто, спасая чей-нибудь покатый лобик от угла старого пианино или чью-нибудь хрупкую ручонку от массы навалившихся тел, Фаина Рудольфовна сама удивлялась, откуда в ней столько прыти.

Но теперь для нее многое изменилось. Дежурство каждый раз превращалось в опасную прогулку между реками клокочущей лавы и извергающими пепел вулканами. Из свирепого дракона учительница превратилась в робкую овечку. Овечку, которая теперь защищала не только себя, но и своего ягненка.

Еще только закончился второй урок, и впереди был целый учебный день. Осокин и Кайотов маялись от безделья. Им хотелось придумать что-то новенькое, чего они еще не делали. А генерировать идеи в скудных для творчества школьных стенах было непросто.

Сначала они собирались подвесить на лампу спортивную обувь Харибдова, но он, как назло, долго не возвращался из столовой. Они уже оторвали у одного пятиклассника большой значок и немного погоняли им в футбол, но быстро устали. Походили следом за Ергольцевой, шепотом повторяя: «Грязная ш-ш-ш, грязная ш-ш-ш», и отстали от нее только тогда, когда она три раза накричала на них, а потом ушла разревевшись.

– Нервная девочка! – сказал приятелю Осокин и робко заулыбался в поисках нового развлечения.

Тут он заметил прохаживающуюся по коридору Фаину Рудольфовну, подошел к Кайотову и, врезавшись носом в его красивый узор на голове и обняв его за толстую шею, прошептал в самое ухо:

– Толкни меня на Рудольфовну.

– Что? Ты дурак! Зачем?

– Толкни. Хочу проверить, надела ли она лифчик.

Кайотов тупо ухмыльнулся и поднял вверх глаза с поволокой.

– Она ж тебя старше…

– Это и круто, идиот. Сейчас, когда сойдет с лестницы…

Фаина на ходу проверяла контрольные «летучки» и была сосредоточена на том, чтобы разобраться с кривыми почерками. Кайотов выждал, всей своей массой навалился на друга и толкнул…

Он просто хотел пошутить – ничего такого.

Но то ли его слишком хорошо кормили, то ли мало ел Осокин, то ли Фаина совсем не ожидала резкого удара…

…Всю левую сторону ее тела словно вывернули наизнанку. Шея неестественно выгнулась, и голова, как воздушный шар, начала болтаться в воздухе. Она охнула, подлетела и рухнула на правый бок, прикрывая руками живот. Падая, она прикусила язык, и бумажки вылетели у нее из рук, взмыли в воздух и осыпали ее вертящимся пеплом.

Кайотов стал серым, как высохший асфальт, и на фоне окна в страхе блестели его отупевшие глаза с длинными ресницами.

Он по-настоящему струхнул, когда понял, что Фаине может быть больно. Ведь у учителей не бывает болевых рецепторов – они все с Марса. Только сейчас он заметил, что она ниже их на полголовы и вдвое мельче.

Осокин валялся на полу, делая вид, что корчится от боли, и ноя: «Мои легкие, я их отбил!»