Четыре месяца темноты

И вот они сидят за партами, – ночь разглядывает их своим гигантским чёрным глазом, а они, заворожённые, тонут в мазутном омуте зияющего исполинского зрачка.

Но темнота – совсем не страшна, когда рядом с тобой друг.

Аладдин

Под школьной лестницей есть деревянная дверь. Куда она ведёт? Никто не знает…

О происшествии в электричке Андрей Штыгин никому не рассказал. Он до сих пор даже не понял, что их ограбили. Его друг, Вася Зайцев, затаился и ни разу ему с тех пор не позвонил. И самому Андрею не хотелось звонить – было почему-то стыдно, словно это не их ограбили, а сами они взяли у кого-то чужое.

Привычный мир юноши рухнул – в нём поселился какой-то страх, который невозможно было забыть. Он никак не мог понять, почему не появилась вовремя полиция или кто-нибудь из взрослых не пришёл на помощь. Неужели надеяться не на кого? И его, такого весёлого, модного, острого на язык, легко могут покалечить и даже убить в любой подворотне?

Ему не хватало командирских часов, подаренных отцом, и он по привычке смотрел на пустое запястье.

Ему не разбили нос, не поставили синяков, а только расшибли нижнюю губу со стороны зубов. Ранка во рту никак не заживала и постоянно напоминала о том унижении, которое они пережили.

Он уже неделю жил в какой-то непреходящей тревоге, как будто ему продолжала угрожать опасность. Едва проснувшись утром, он первым делом вспоминал момент, когда его ударили в лицо из-за спрятанных ста рублей.

Скоро мать заметила пропажу часов, – Андрей пробубнил что-то невнятное про то, что оставил их на скамейке во дворе и «какие-то парни, наверное, взяли». Хорошо, что телефон в тот день был не с ним.

Мать не поверила Штыгину-младшему, как, впрочем, не верила и всему тому, что он говорил последние полгода, даже если это было правдой.

Андрей решил, что подобное случилось с ним, потому что он ещё недостаточно силён физически. Он стал отжиматься от пола, заниматься на перекладине и махать кулаками, красочно представляя себе, как нужно было разделаться с грабителями в тамбуре.

Когда он снова пришёл в школу, происшествие быстро позабылось. Началась обычная жизнь, и уроки вытеснили воспоминания о преступлении. Скоро Андрей стал таким же весёлым, модным и остроумным, а ранка на губе затянулась, так что едва можно было нащупать языком тонкий рубец.

Отца он избегал и, завидев его вдали, сразу начинал с кем-нибудь важный разговор. Когда по расписанию пришло время урока физкультуры, Андрей играл с одноклассниками в мяч и делал вид, что очень увлечён. Отец, в свою очередь, тоже не замечал его, словно говорил тем самым: хочешь быть только моим учеником – будь.

Андрей слышал про странный случай, когда отец боролся на руках с Харибдовым из параллельного класса.

«Не только я совершаю глупости», – подумал он.

С таким настроем ему легче было прийти в тренерскую и заявить:

– Не понимаю, почему ты всё время делаешь что-нибудь, за что мне потом стыдно.

– О чём ты говоришь? – Отец резко повернулся к нему.

– Зачем ты боролся с этим придурком на руках? Что это за цирк?

– А тебе-то что? Тебя даже в школе не было в тот день, как и твоего дружка Зайцева. Если ты не ходишь в школу, какая разница, что обо мне говорят?

– Большая! Большая! – крикнул Андрей. – Это мне потом выслушивать в коридорах! Ну давай, скажи мне, какой я непослушный мальчик, как нехорошо прогуливать уроки!

Отец усмехнулся:

– Ничего я тебе не скажу. Просто верни мне часы.

Юноша машинально схватился за запястье. На нём была рубашка с короткими рукавами, и он не мог даже спрятать руку.

– Часы я забыл дома…

Роман Андреевич повернулся к нему спиной и нагнул голову, чтобы войти в низкую каморку с инвентарём. Голос его сделался ледяным, и слова легли на сердце юноши камнем:

– Эту неделю поживёшь с мамой. Ей привычнее твоё враньё.

Аладдин шёл на урок, весь кипя от гнева.

«Джинн из лампы, выполни мои желания. Почему эти взрослые навязывают мне свои правила? Дай мне делать то, что я хочу. Я хочу… Хочу…»

Чего хочет, он так и не успел понять. В кабинете математики толпились ученики. Аладдин раздражённо растолкал их и сел на своё место.

– Эй, полегче, Эл!

В последнее время у него начались ещё большие проблемы с алгеброй. Всю предыдущую четверть математичка делала ему замечания и едва аттестовала его. Однако юноша вёл себя так совсем не потому, что искал развлечений и валял дурака на уроках. У него действительно не получалось решать сложные уравнения, и, едва только удавалось закончить первый пример, начиналась новая тема и он безнадёжно терялся в незнакомых формулах.

– Математичка не любит меня. Ненавидит всей душой, – говорил он Кириллу Петровичу, сидя с ним в давно уже опустевшем классе и поняв, что больше ему не с кем поделиться, – она думает, я тупой, но мне просто не успеть за ней…

В кабинете химии, который одновременно был и кабинетом биологии и географии, в четыре часа дня уже царила тишина. Только из приоткрытого окна доносился шум от автомобильной дороги. Теперь Андрей часто сидел в этом классе после уроков – новый учитель проверял работы и слушал его, иногда вставляя свои комментарии.