Четыре месяца темноты

Колбасов комментировал почти каждую фразу экскурсовода, на него уже шикали одноклассники и сопровождающая группу учительница. Не в силах удержать в себе массу историй, которые щедро приходили ему на ум от созерцания иноземных растений, Емеля переключился на Кротова и зашептал ему на ухо свои сказки.

Они видели, как растёт кофе и шоколад, как цветут фикусы и как ловит мух венерин башмачок. Они с трепетом взирали на кактусы, однажды в Африке уничтожившие целую роту фашистских солдат, которые, пробираясь сквозь заросли, изранили себе кожу ядовитыми иглами. Они во все глаза смотрели на родственника баобаба, укрывшего под своею кроной целое войско Александра Македонского.

А экскурсовод продолжала монотонным хрипловатым голосом:

– Перед вами одно из самых опасных растений – цербера. Ни в коем случае не прикасайтесь к нему. Каждая его часть ядовита, а само это дерево названо в честь Цербера – трёхголового пса, стерегущего мрачное царство Аида. Ядовитая слюна капала из пасти чудовища, и на том месте, куда падали капли, вырастали смертельные цветы. Народы Восточной Африки и Мадагаскара использовали семена церберы для доказательства виновности подсудимого. Если, съев немного семян растения, человек оставался жив, он считался невиновным, а того, кто умирал, признавали преступником…

Они двинулись дальше.

– Ты видел? – Емеля сильно ткнул Илью локтем в бок.

– Что тебе? – не выдержал Кротов.

Но Колбасов даже не заметил его грубого тона.

– Девочка из вашего класса, та, что в очках, худая. Кажется, она оторвала лист от церберы.

Он натянул на пальцы рукав и показал, как она это сделала.

Кротов сглотнул слюну. И осторожно обернулся. Он успел заметить, как Яна Кулакова с невинным лицом незаметно убрала сжатую руку в карман. Если бы на её месте был кто-то другой, Илью, наверное, это не обеспокоило бы.

– Как думаешь, Кротов, зачем ей это?

Мальчик не знал. Он случайно встретился глазами с Любой, и та сделала вид, что рассматривает орхидеи. Давно уже Яна и Лика не смеялись и не подшучивали над ней, да и девочка стала необыкновенно молчалива.

«Она что-то знает об их планах, – понял Илья. – Может случиться что-то плохое…»

Он медленно приблизился к Кулаковой, когда они шли по тропинке.

«Я староста, я должен это сделать».

– Зачем тебе ядовитый листок, Яна? – осторожно спросил мальчик.

Она и бровью не повела:

– О чём ты говоришь, Кротов? Это не твоё дело, понял?! Или ты давно не получал тряпкой в лицо? Кто поверит тебе, что я сорвала ядовитое растение? Если бы это было так, тогда я сама умерла бы, коснувшись его, верно? Лучше помалкивай, а то расскажу Афанасьеву и остальным, какой ты стукач.

Илья побледнел и отшатнулся.

Группа перешла в зал, полный цветов, воздух был напоён самыми чудесными ароматами.

– Что с тобой? – спросил Колбасов, вглядываясь в растерянное лицо мальчика.

– Почему люди не могут просто смотреть на такую красоту и радоваться? – тихо прошептал Илья, чувствуя, как от нарастающей тревоги у него крутит живот. – Нам ведь подарили целых сорок минут лета. Почему они никак не успокоятся?

– Мой дедушка говорит, – ответил Колбасов, ковыряясь в ухе, – это из-за того, что они всё время хотят доказать, будто лучше других…

Тёплые капли воды падали с потолка. Цветы источали сладкий аромат. Под ногами хрустел песок.

Илья немного отстал и застыл посреди живого сада. Ему казалось, что он слышит, как внутри стеблей бежит к листьям вода. Как корни раздвигают рыхлую почву. Живое победит зиму, нужно только немного подождать, и там, за стенами оранжереи, тоже начнётся цветение.

Что, если спрятаться здесь и дождаться весны? Спать под баобабом и питаться плодами деревьев…

Он поискал глазами место, где мог бы укрыться, но тут же услышал шаги двигающейся следом второй группы и голос экскурсовода.

Мальчик вздохнул и быстро пошёл по изогнутой тропинке, оставляя за спиной островок настоящего лета.

V. Четвёртый месяц темнотыл

…Когда мне было шесть лет, я очень боялся темноты. Но потом дедушка показал мне такой фокус: в первый день он попросил меня просунуть только палец в черноту комнаты – ничего не произошло; во второй – ладонь, и тоже ничего необычного. В следующие дни: руку по локоть, по плечо, и наконец я целиком вошёл в тёмное помещение, шаг за шагом. А потом я так осмелел, что начал ходить по комнате, ничего не видя перед собой и трогая воздух руками. Мне хотелось понять – какая она на ощупь, эта темнота?

И вдруг я понял, что она ничто – просто отсутствие света…