Четыре овцы у ручья

Десять минут спустя рав Суисса уже смотрел на меня как на сошедшего с небес пророка Элиягу. Но с моей точки зрения не происходило ровным счетом ничего удивительного. Мозг, стосковавшийся по пище любого рода, впитывал информацию, как иссохшая почва – воду. Я и не хотел бы ничего запоминать, но опустевшая память сама сохраняла отпечатки страниц и глав – сохраняла и жадно требовала еще. Еще, еще, еще! Суисса, конечно, объяснял мои удивительные способности чудотворным влиянием святого текста, но, по правде говоря, я с таким же успехом усваивал бы и телефонный справочник.

Месяц спустя мы перешли к Талмуду, и тут уже я увлекся по-настоящему. Язык! Он по-прежнему был для меня самым притягательным магнитом. При этом секрет моего увлечения заключался даже не в постижении арамейского – с этим я справился в считаные недели – и не в новых понятиях, чьи значения приходилось либо отгадывать самому, либо выяснять у Суиссы. Главное, что поражало и привлекало: весь огромный корпус Мишны и Гемары походил на сложнейшую компьютерную игру с многоуровневыми блоками, внезапно всплывающими операндами, константами и переменными. Даже сам вид страницы напоминал систему вложенных друг в друга программных циклов: небольшая подпрограмма параграфа плотно обертывалась циклом первого толкования, который, в свою очередь, оказывался включенным в новый, более пространный цикл – и так далее, снова и снова.

Здесь тоже, как в игре, неожиданно открывшийся волшебный сундучок дарил уже отжившему, неоднократно пережеванному и расстрелянному под разными углами тексту совершенно новую жизнь, а затаившийся в самом низу книжного листа меч-кладенец внезапного озарения вдруг рассекал застывший игровой фон надвое, заставляя играть на срезе еще более яркими живыми красками. В чем был смысл этой игры? Видимо, в самой игре – как, собственно, и во всех играх. Разве у игр или у жизни есть какая-либо практическая цель, кроме постоянного продвижения по уровням сложности, кроме восхищения красотой алгоритма, кроме радости от роста твоего мастерства?

К тому же в этой игре, довольно быстро захватившей меня целиком, имелось одно важное отличие от других компьютерных игр: я не мог предугадать или даже просто предположить ее конца. Скажу больше: в определенный момент я стал сомневаться, что такой конец вообще существует. Захватить и подчинить все территории на карте, как в стратегических играх? Обнаружить и убить Главного Злодея, как в стрелялках? Выйти из запутанного лабиринта? Добраться до заветной цели? Нет, нет и нет! Теперь передо мной не стояло никакой конкретной цели, не было ни карты, ни Злодея, ни лабиринта. Чистая игра ради игры – без смысла и без конца – что может быть лучше?

Так казалось мне в первые два года, пока я не осознал наконец всю вопиющую нелепость своей наивной ученической ошибки. Хорошо помню этот момент. В тот день я прощался с Суиссой: ему скостили треть и выпускали на свободу следующим утром. Мы обнялись, и я поблагодарил его за помощь.

Он отмахнулся:

– Оставь. Ты уже знаешь намного больше меня, а ведь я официально признанный рав. Если хочешь, можешь теперь стать библиотекарем. Я уже порекомендовал тебя начальству, и они вроде не возражают. При условии, что согласишься проводить вместо меня уроки Торы для заключенных.

Я отрицательно помотал головой:

– Что ты, Суисса… Где я и где уроки Торы?

– А что такое? Ты знаешь все наизусть. Я в жизни не встречал такой огромной памяти.

– Дело не в памяти, – улыбнулся я. – Дело в том, что я далек от религии. В жизни не соблюдал ни шаббата, ни кашрута. Да и начинать не намерен. Зачем? Старого кобеля новым трюкам не выучишь.

– Какой же ты старый? – возразил он. – Сколько тебе? Тридцать? Рабби Акива не умел читать до сорока!

– Рабби Акива не умел читать, но сызмальства верил в заповеди, – мягко, как взрослый ребенку, напомнил ему я.

– А ты? Не веришь? Зачем тогда прочитал треть этой библиотеки? Из любопытства?

– Отчасти… – я пожал плечами. – Понимаешь, для меня это игра.

– Игра? Игра? – явно опешив, повторил рав Моше Суисса.

Какое-то время он стоял молча, потом поднял дрожащую руку и тихо произнес, указывая на книжные стеллажи:

– Это не игра, брат. Это проект. Запомни хорошенько: это проект Божьего мира, каким мы его видим…

Меня как током пронзило. Вот же оно: проект! Не игра, а проект!