Читаем Четыре овцы у ручья полностью

– Ну почему же рано? Законом допускается… – Гирш помолчал и добавил: – Видишь ли, тут простой расчет. На бесполезную борьбу с телом может уйти вся жизнь. А жена избавляет тебя от этой беды и требует куда меньше времени и сил.

И снова, наученный прежним опытом, я поступил в точности по совету шута. Мать отреагировала так же, как и я годом раньше:

– Зачем? Так рано?

– Ну почему же рано? Законом допускается… – ответил я словами Гершеле Острополера.

Мама вгляделась в мое лицо и кивнула.

12

Высветившийся номер был незнакомым, но я угадал, что это Лейла, еще до того, как услышал голос.

– Нам надо увидеться.

– Хорошо, – согласился я. – Когда?

– Ты даже не спрашиваешь, кто это?

– Зачем? Я узнал тебя по первому слову.

– Ого! – она помолчала. – Завтра в полдень я буду в городе. Подаю документы в университет.

– Понял. Тогда так. Завтра в четверть второго я позвоню тебе. Можно по этому же номеру?

– Да. В том же месте, что и раньше?

– Нет.

– А где?

– Увидишь.

Мы перебрасывались короткими фразами, как теннисным мячиком.

– Ты мне не веришь? – спросила она со смешком.

– А должен?

Лейла отсоединилась вместо ответа. Ничего-ничего. Пусть не думает… не думает что? Мои мысли путались, радость подмывала берега обычного безмятежного равновесия. Мы снова увидимся завтра. Завтра! Я с трудом заставил себя успокоиться и составить план с минимальными мерами предосторожности. Было бы обидно попасть в ловушку именно сейчас. Позвонив на следующий день, я велел ей взять такси от ворот университета и назвать шоферу адрес в восточной части города. Потом убедился, что за машиной нет слежки, и перезвонил снова – чтобы остановила таксиста на полпути, расплатилась и направилась в глубь парка справа от дороги.

Я догнал ее на одной из внутренних аллей, и мы пошли рядом.

– Что случилось, Лейла? Проблемы с пропуском? С университетом?

Она искоса посмотрела на меня – бледное лицо и черная молния взгляда из черной тучи курчавых волос.

– А то ты не знаешь! Джамиль в тюрьме!

– Ах, ты об этом… Но при чем тут я? Насколько мне известно, его арестовала служба безопасности твоего президента. И тюрьма эта не в Тель-Авиве, а в Рамалле.

Джамиля Шхаде действительно арестовали сутки спустя после того, как мы передали адрес его убежища американцам, а те слили информацию сторожевым псам арабского гестапо. Как я и предполагал, Арафат не устоял перед соблазном.

Лейла остановилась и умоляющим жестом коснулась моей руки.

– Пожалуйста, Клайв… Его там избивают. Мама ходила просить за него к самому раису. Они ведь хорошо знакомы: наш отец всегда считался одним из героев ФАТХ. Так Арафат на нее накричал, этот поганый гомик! Представляешь? Накричать на мою мать, вдову шахида! Как такое возможно? – она всхлипнула и полезла в сумочку за салфеткой. – Он оскорбил ее… Кричал, что это ее вина в том, что у отца – героя ФАТХ – получился такой сын – враг палестинского народа… Это Джамиль-то враг народа!

Я усадил ее на скамью и сел рядом. За Джамилем Шхаде числился длинный ряд терактов, десятки убитых и раненых. И, понятное дело, человеколюбие Шерута не простиралось настолько далеко, чтобы защищать от арафатовских палачей столь опасного и изощренного врага. Да, у «раиса» Арафата были свои, отличные от наших причины ненавидеть популярного в народе командира хамасников. Но это не означало, что мы будем носить траур, когда Джамиля наконец скинут с крыши зловещего здания рамалльской контрразведки – обычно там расправлялись с подследственными именно так. Сбрасывали с восьмого этажа уже полуживое, избитое-изломанное тело, а потом отдавали труп родственникам как покончившего жизнь самоубийством. Мол, не уследили, сам выпрыгнул в окно…

– Но Лейла… Что я могу сделать, как помочь? Думаешь, твой раис послушает меня или директора Шерута? Он, который посылает куда подальше даже американского президента? Что ты предлагаешь? О чем просишь?

Она беспомощно помотала головой:

– Не знаю. Ничего не знаю. Его там мучают… Мне просто больше не к кому обратиться. Пожалуйста, Клайв. Ох… какая же я дура… нужно было сдать его вам. Просто сдать его вам, и тогда он остался бы жив…

Против этого трудно было что-либо возразить. Там-то он корчился на дыбе, а перед нашим следователем восседал бы нога на ногу, перекатывая сигаретку из одного угла рта в другой. Лейла вздохнула и прошептала, расширив глаза:

– Говорят, он плюнул в рожу самому Раджубу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне