Четыре овцы у ручья

Я сочувственно погладил ее по плечу. Байку про плевок в лицо начальнику службы безопасности Джибрилю Раджубу, чье имя наводило ужас на любого араба от долин Дженина до Хевронского нагорья, придумали мы в Шеруте, чтобы еще глубже закопать Шейха. Само собой, ничего такого не было и в помине: судя по тому, что вслед за Джамилем арестовали почти сотню его сподвижников, он рассказал на допросах все, что знал, и еще жалел, что не может рассказать больше. Когда человека пытают, рано или поздно под вырванными ногтями открывается вся подноготная, и брат Лейлы не стал исключением. Но теперь, когда поползли слухи о плевке, Раджуб уже не сможет проявить слабость, выпустив на свободу того, кто его оскорбил. Потому что слух, ставший всеобщим, превращается в факт…

– Пожалуйста, Лейла, не отчаивайся… – я старался врать как можно уверенней и убедительней. – Все еще утрясется, вот увидишь. Ваш чертов раис и наш премьер вот-вот подпишут в Америке новый договор, и напряжение сразу спадет – по крайней мере, временно. И тогда выпустят арестованных, в том числе и твоего брата. А пока я обещаю тебе попробовать… Обещаю сделать все, что в моих силах…

Пока я нес эту белиберду, девушка смотрела на меня со смешанным выражением сомнения и надежды. Потом она вдруг порывисто наклонилась вперед, коснулась губами моей щеки:

– Спасибо, Клайв! – и, вскочив, побежала к выходу из парка.

К машине я возвращался в приподнятом настроении, которое старался сам себе объяснить чисто профессиональными причинами, а именно фактом установления особо доверительных отношений с потенциальным объектом вербовки. Еще бы, разве Лейла не призналась, что лучше было бы сдать нам ее любимого брата? Наверняка при правильном подходе она не остановится и перед выдачей других, куда менее близких людей. В таком случае приобретает дополнительный смысл и ее учеба в Иерусалимском университете. Дочь героя ФАТХ, которая к тому же еще и сестра шахида ХАМАС, будет, без сомнения, желанной гостьей и участницей в любой радикальной ячейке арабских студентов. Ну кому придет в голову, что такая девушка может работать на сионистский Шерут?

Время от времени я непроизвольно тянулся кончиками пальцев к тому месту на щеке, где еще светился след ее губ, но тут же отдергивал руку, не без оснований опасаясь, что столь эфемерное волшебство разрушится от любого, даже самого легкого прикосновения. В общем, мою дурную голову занимала в тот момент только и исключительно Лейла Шхаде, а что касается ее брата, то о нем я не думал вовсе, всецело положившись в этом вопросе на бульдожьи челюсти Раджуба и его гестаповцев. Песенку Шейха можно было считать спетой: не сегодня, так завтра его сбросят с крыши, если еще не сбросили. Пора переходить к следующему проекту.

Мог ли я предположить в тот супероптимистический полдень, что неделю-другую спустя события развернутся в прямо противоположном направлении? Что не будет никакого договора между «раисом» и премьером ни в Америке, ни в Каире, ни в Шарме. Что Арафат, вообразивший себя новым Салах ад-Дином, сочтет силы своих боевиков вполне достаточными для полномасштабной войны. Что, начав стрелять в наших солдат, он немедленно откроет двери тюрем и выпустит на свободу всех своих бывших политических конкурентов, в одночасье превратившихся в союзников. Что в их числе выйдет и сильно помятый, но все еще готовый к действию Шейх – Джамиль Шхаде во главе целой армии давно уже мобилизованных инженеров, полевых командиров, снайперов, бойцов и человекобомб. И что именно эта группа в несколько сот человек, сбитая в единый кулак под руководством опаснейшего врага, преждевременно списанного Шерутом в утиль, станет нашим главным кошмаром на протяжении ближайших лет.

Но, как известно, именно это и произошло.

Началось с перестрелок; арабы словно хотели показать нам, себе и всему миру, что уже не боятся выходить против евреев со стволами против стволов. Но открытые столкновения с армией в первые дни войны неизменно заканчивались для них десятками убитых против одного-двух раненых с нашей стороны. И тогда они перешли к привычной партизанщине – в точности как в сорок восьмом году, во время Войны за независимость. Снайперы, подстерегающие гражданские автомобили на лесистом склоне над пустынным шоссе; стрельба по патрульным джипам, мины на обочинах дорог – эта тактика приносила Арафату значительно больший успех, а нам – жертву за жертвой.

Газеты запестрели траурными объявлениями – дни, не отмеченные кровью, стали редкостью. Мы в Шеруте сбивались с ног и попросту забыли о выходных. Для меня это было привычным делом, но другие стонали, проклиная все на свете. В какой-то момент директор протрубил полный сбор и приказал всем без исключения выезжать к местам терактов, чтобы видели своими глазами, во что обходится стране наш непрофессионализм и неспособность остановить террор.

– Установите очередность и выезжайте, – с нажимом проговорил он, обводя зал красными от недосыпа глазами. – И чтобы все ездили, включая бухгалтеров, айтишников, архивариусов и секретарш! А то расселись тут по кабинетам…