Четыре рассказа

Альбертыч был мудр не по годам – его откопали всего пять лет тому, на восемь дет позже Лёнчика и на два года – Васьки-Бидона. Но он был мудр. Наверное, именно поэтому бригаду доверили ему.

Альбертыч сказал, положив руку Лёнчику на плечо:

– Ну и за каким кандибобриком ты так себя изводишь?

Лёнчик стерпел и «кандибобрика», и фамильярный жест. Он в последнее время редко просыпался пьяным, поэтому и к отрезвляющему горлышку бутылки прикладывался все реже. Соответственно, и самообладание у него стало покрепче.

Но все равно Лёнчик сделал вид, что не понимает, о чем это Альбертыч.

– Харэ! – подключился к беседе Бидон. – Живем однова! Все будем в…

И Васька с цветистой злобностью описал то место, в котором каждый человек завершает свое земное существование.

– Он прав, – сказал мудрый бригадир, – это рождаемся мы по-разному, а помираем все одинаково… Хватит тебе киснуть у нас.

– Мне и тут нормально, – ответил Лёнчик с таким остервенением, что самому стало противно.

Потому что и ненормально ему тут было, и Всеобщий Хозяин понемногу брал верх. Знакомый крест уже сиял свежей краской.

– Харэ! – возразил Бидон, в словаре которого было не так много синонимов. – Я видел, как ты вчера циферки царапал!

Тут Лёнчику стало совсем стыдно. Он вчера… так… забавы для… попытался решить систему линейных уравнений. И ведь решил! Но, выходит, увлекся, ослабил бдительность, не заметил, как Бидон подглядывает. Несмотря на полную трезвость, захотелось двинуть Бидона по чайнику так, чтобы зазвенело, перекатываясь по пустому черепу, слово «Харэ!»

Но Альбертыч вдруг заговорил мягко, как с покойником, который пришел в себя на операционном столе и растерянно вертит головой.

– Леня… Ну что ты, в самом деле? Мы, правда, не знаем, чего хочет Он…

Все вслед за бригадиром посмотрели на кучевые облака в зените.

– Может, – продолжил Альбертыч, – и пес с Ним? Ты сам-то чего хочешь?

К счастью, тут подкатил очередной клиент и избавил Лёнчика от необходимости отвечать на вопрос, на который не было ответа…

…Через неделю он решал линейные уравнения в уме…

…Пьяным проснулся только один раз, да и то – так, слегка…

…Через месяц он нашел оброненную кем-то «Квантовую физику». Сел и читал, пока восток не окрасился в красный цвет…

…Еще через неделю понял, что «Квантовую физику» ему купили вскладчину и подбросили друзья-могильщики, но даже ругаться не стал. В голове вертелось матричное уравнение, в котором явно было что-то не то…

…Когда Лёнчик прощался с Альбертычем и Васькой, Бидон вдруг с тоской произнес:

– А я токарный станок во сне видел…

Альбертыч и Лёнчик невесело рассмеялись.

– Да, – сказал Альбертыч, – скоро один тут останусь.

– А вы? Во сне ничего не видели?

– Не, я тут до самого конца… Да вы не волнуйтесь, Леня, без помощников не буду, каждый день по десятку откапываем.

Напоследок Леня зашел посмотреть, как там его старый друг – крест. Возле креста на корточках сидел плешивый мужичонка и старательно смывал малярной кистью краску. Почувствовав спиной взгляд Лёнчика, мужик буркнул:

– Это мой родственник… Дальний…

И в доказательство своих слов кивнул на табличку – ржавую, гнутую, явно только что со свалки. По уцелевшим цифрам можно было разобрать дату откапывания. До него оставалось еще лет пятьдесят.

Лёнчик смотрел на крест, который под неумелой рукой дальнего родственника приобретал привычный обшарпанный вид, и чувствовал себя немного предателем.

Тут

Следующий сценарий Мика сдавал уже не так легко. Корнилов из педагогических соображений пять раз возвращал текст, придираясь ко всем мелочам, которые только мог обнаружить. Мика ни разу не возмутился. Все переделал. Все поправил. Даже усвоил, что в сюжете мало придумать эффектное начало – нужен не менее эффектный финал. И фраза «а потом они как-нибудь убегут» не катит даже в самом предварительном варианте сценарной заявки.

Второй сценарий Корнилов вернул всего два раза.

Третий не вернул, хотя читал с пристрастием.

Четвертый сценарий Корнилов переправил редактору, не читая – и с тех пор поступал так всегда.

Мика, к удивлению своему, втянулся. Работал целыми днями, купил уже себе собственный нотик, быстро завоевывал репутацию. Как только он перестал горланить мантру «Я – поэт, пошли все нафиг», сразу исчезли причины спорить с окружающими. Окружающие – продюсеры в особенности – очень это в Мике оценили.

Ему давали самые срочные и гиблые проекты – и он умудрялся их вытянуть до приемлемого уровня за разумные сроки. Только один раз, когда линейный продюсер в угаре энтузиазма поручил сваять двенадцать серий за три дня – только тогда Мика немного растерянно возразил:

– Но это же… по шесть часов на серию… если не спать…

Линейный продюсер устыдился впервые за свою карьеру на телевидении. И увеличил срок до двух недель – чуть больше суток на серию.

Мика успел. Получилось криво и косо, но никто не ожидал даже и такого результата.

И никто не догадывался (Мика в том числе), что все это он делает для того, чтобы не оставаться наедине с мыслью: «А вдруг мама умрет?»