Четыре сестры

Мадам Латур-Детур (так же). Может быть, вы когда-нибудь станете новой Деборой Керр. Теперь вы чувствуете себя готовой к устному экзамену?

Гортензия. Я… я не уверена… Понести вашу сумку?

Мадам Латур-Детур (смеясь). Я живу недалеко, но все равно спасибо.

Гортензия (мнется). Это я… я должна сказать вам спасибо. За то, что познакомили меня с месье Лермонтовым.

Мадам Латур-Детур. Он мой друг. Они с моим отцом вместе играют в петанк. Его уроки, похоже, пошли вам на пользу. Вы прежняя никогда не предложили бы понести мою сумку. Счастливого Рождества, Гортензия.

Гортензия. И вам счастливых праздников, мадам.

Мадам Латур-Детур удаляется, шурша кружевами. Гортензия поднимает бровь. Лермонтов? Играет в петанк?

И кто такая эта Дебора Керр, черт бы ее побрал?

Назавтра жизнь Гортензии вошла в привычную колею. Шарли кричала, что она стащила ее свитер без разрешения, Беттина хихикала, когда она взялась за свой дневник, Женевьева требовала помочь ей вытряхнуть скатерть, Базиль бесцеремонно подвинул ее, освобождая себе место на диване, Ингрид и Роберто карабкались на ее затылок. Короче говоря, с ней обращались как с обычной Гортензией.

Вот только сама она знала, что какая-то часть ее умерла в вечер спектакля. Она даже могла точно назвать момент: когда семнадцатилетний Виржиль Вьель, игравший ее возлюбленного, схватил ее за руки, притянул к себе и поцеловал.

Вырваться? Она слишком вошла в роль, чтобы думать об этом. И каким бы неожиданным ни оказался этот поцелуй, неприятным он не был.

Скорее даже приятным. Губы Виржиля текстурой походили на уголок подушки, который она покусывала, когда смотрела телевизор. Но было странно и как-то даже несуразно, что ее первым поцелуем стал поцелуй на сцене.

Вот что она прокручивала в голове, когда сидела с книгой «Моя сестра – ведьма», которую не могла читать. И тут зазвонил телефон.

Гортензия встала, с тайным удовлетворением отметив, что никто больше не побеспокоился… ведь со вчерашнего дня звонили только ей. Она сняла трубку.

– Привет, – сказал Виржиль.

– Привет.

– Я хотел тебе сказать. Моя мама считает, что ты была гипергениальна. Что твоя игра очень зрелая…

– Спасибо. Ты тоже играл суперски, она тебе сказала?

– Не совсем. Она сделает мне комплимент, когда я поднимусь на Эйфелеву башню на ушах. О… да, я звоню тебе еще, чтобы… чтобы извиниться.

– …

– Когда я тебя поцеловал, помнишь? Идея была не моя… Это…

– …

– Лермонтов. Он велел тебя не посвящать… Чтобы у тебя было особое выражение.

– О.

Она молча переваривала информацию.

– Оно было, надеюсь… Выражение.

– Он не перестает тебя хвалить.

– Пустяки.

Неудержимый смех щекотал в груди. Гортензия пыталась совладать с собой.

– Пока, – сказала она. – И спасибо твоей маме.

Она повесила трубку и рухнула кулем на диван, чтобы вволю посмеяться. Телефон зазвонил снова. Она подошла.

На другом конце гостиной, перед зеленой скамеечкой, на которой разместился целый арсенал маникюрных принадлежностей, Беттина красила ногти на ногах. Засунув между пальцами бигуди Женевьевы, она наносила лак: разного цвета на каждый ноготь. Шиповник, кармин, персик, резеда, петуния.

– Тебя! – крикнула ей Гортензия.

Она снова села на диван и посмотрела на Беттину поверх «Моей сестры – ведьмы».

Беттина от неожиданности не знала, куда кидаться. Ноги, ногти, бигуди, флаконы… Бросившись на одной ноге к телефону, она вернулась с трубкой к зеленой скамеечке. Зажала трубку между ухом и плечом, подняла одну ногу, потом другую, потрясла пальцами, чтобы быстрее высохли…

– Беттина?

Она выронила флакон с петунией, который имел деликатность упасть на пачку салфеток, но в то же время глупость опрокинуть шиповник, а тот сшиб резеду.

– Беттина…

Это был Мерлин.

16 Тетя Валериана versus тетя Лукреция

– Беттина? – повторил Мерлин.

– Д… да… э-э… не вешай трубку…

Забыв про ногти и про лак, Беттина убежала из гостиной и уединилась под изгибом Макарони.

– Вот.

Она ждала, чтобы он заговорил первым.

– Как ты?

Что ты себе вообразил, голова садовая? Что я сижу как пень и жду, когда ты соизволишь мне позвонить?

– Хорошо, – сказала она.

Да! Я сижу как пень и жду!

Да, пусть я жалкая, но я счастлива, что ты наконец позвонил!

– Спасибо за приглашение в театр.

Почему ты не пришел, балда? Почему не позвонил? Она вопила про себя, с губ не слетало ни звука. Засунь свое «спасибо» знаешь куда?

Она ждала.

– Вообще-то я получил его только сегодня, когда пришел на работу. Я уезжал с родителями, мы вернулись вчера вечером.

Беттина содрала кусочек кожи с уголка губ. Он не знал! Он ничего не знал! Он прочел его только сегодня утром!

– Ты… уезжал? – переспросила она.

– Я тебя плохо слышу.

– Ты был в отпуске?