Четыре сезона

Однажды я написал Милану Кундере уважительное письмо — с обычной для журналиста просьбой о встрече. Письмо отправилось в Париж, в издательство «Галлимар», в единственный почтовый ящик, через который знаменитый писатель общается с теми, кто не входит в круг его учеников и друзей. Ответа, конечно, я не получил, да и знал, что вряд ли получу: уже много лет Кундера не позволяет себя фотографировать, не дает интервью и избегает журналистов. Давным-давно, в 85-м, парижский затворник напоследок так объяснил свой выбор: «Диалог — известная литературная форма, и я не буду отрицать, что получал удовольствие от публикации нескольких продуманных, хорошо выстроенных и с моим участием отредактированных бесед. Но так, как обычно делаются интервью… Во-первых, журналист задает вопросы о том, что интересно ему, а не мне. Во-вторых, он выбирает из ответов только то, что ему подходит. В-третьих, мои мысли он пересказывает своими словами, своим способом мышления. Итог? Никогда ни одного интервью».

Последовательность — внушающая уважение черта характера. Привычкам писатель Кундера не изменяет, общаясь только с теми, с кем хочет. В 1992 году, когда в Париж приехал друг и соперник его молодости Вацлав Гавел, Кундера в прямом смысле слова убежал от чешских репортеров. В интеллигентных домах Брно, родного города Кундеры, куда после «бархатной революции» писатель изредка приезжает (конечно, инкогнито), рассказывают такой анекдот. Один из поклонников Кундеры увидел своего кумира в фойе театра на спектакле по пьесе Беккета — увидел и узнал, несмотря на то что Кундера был в темных очках. Писатель упорно не признавался, что он — «тот самый» Милан Кундера, а на обиженный вопрос собеседника, почему он пытается отказаться от своего имени, ответил в лоб: «Потому что я не хочу с вами разговаривать». Даже друзья Кундеры опасаются делиться с широкой публикой подробностями его биографии, поскольку боятся гнева мэтра и того, что в отместку он исключит их из числа сотрудников собственной тайной службы в Чешской республике. Правда, кое-что журналистам рассказывает двоюродный старший брат Кундеры, Людвик. А рассказывает кузен примерно следующее: писатель не хочет оставлять после себя в этом мире ничего, кроме книг.

Как Уильям Фолкнер.

В молодости Кундера хотел быть скульптором или художником — он прекрасный график. Публично, правда, никогда рисунков не выставлял, хотя иногда предлагал свои работы в качестве иллюстраций к собственным произведениям. Кундера мог бы стать и композитором, потому что его отец, ректор Академии музыкальных искусств, дал сыну прекрасное образование пианиста. Кундера даже написал несколько классических произведений, от которых впоследствии отрекся, так же как и от своих ранних, «незрелых» литературных опытов. Пражский журнал «Магазин днес» порекомендовал исследователям творчества Кундеры: «Читать ранние стихи Кундеры полезно для того, чтобы избежать искушения писать о нем как о молодом человеке с головой мудреца». Есть у Кундеры и еще одна профессия: он великолепный, по отзывам учеников, знаток истории и теории литературы, с многолетним опытом преподавания в знаменитой Пражской академии изящных искусств ФАМУ и во французских университетах.

Но, по всему судя, Кундеру в жизни давно интересует только одно: его личное литературное творчество. Из всех своих многочисленных талантов он выбрал писательский, причем талант письма на чужом языке. Через десятилетие после отъезда в эмиграцию, в 1986 году, он, давно признанный литературный мастер, объявил себя французским писателем. Завистники говорили: чешский язык Кундеры обеднел, жаждущий славы автор якобы в основном заботился о том, чтобы его было легче переводить. Но те, кто симпатизировали Кундере, указывали на его старые романы и возражали: простота языка позволяет ему точно передавать образы.

Точность, вернее неточность, все и решила. Инструментарий чешского языка, посчитал Кундера, не годится для эстетики его творчества, а французский как раз дает богатство нюансов и точность образов. Другой писавший на неродном французском языке автор, Сэмюэл Беккет, точно так и сказал однажды: «Писать по-французски — означает располагать большей творческой сосредоточенностью на точности понятий». Кстати, когда в середине семидесятых Кундера уезжал из Праги в Ренн, он весьма средне говорил по-французски. Сейчас, как свидетельствуютлитературоведы, его язык исключительно богат, хотя говорит он по-прежнему с акцентом. Давным-давно вот с этим самым акцентом он заметил: «Когда я говорю по-чешски, слова плывут сами собой. Когда говорю по-французски — не тут-то было». Свое отношение к французскому он сравнил с любовью четырнадцатилетнего мальчика к Грете Гарбо: кинозвезда недостижима, а потому любима еще больше.