Четыре сокровища неба

В Бойсе много деревьев. В августовский день ветерок кажется вкусным и прохладным. Осень возвещает о себе по всему городу, покрывая верхушки тополей и кленов красным, оранжевым и королевским желтым цветом. Все вокруг кажется более просторным, как будто нам всем дали место, чтобы просто существовать. Здесь у меня все получится, думаю я.

В центре города мы подходим к гостинице, у которой собираются группы китайцев. Некоторые одеты в куртки и брюки, а другие, как мы, носят длинные чаншани. Многие сохранили свои похожие на кнуты косички. Они меня поражают – не похожие на мужчин у меня дома, но при этом такие же: плоть, кость, кровь, все знакомое, все такое близкое. Во мне поднимается сильное желание попросить их отвезти меня домой, поговорить с ними на языке, отличном от английского, просто постоять рядом с ними и на мгновение почувствовать утешение.

В гостинице нас приветствует хозяин, тоже китаец. Здание примыкает к китайскому храму, но если в Чжифу храмы были величественны: крыши с завитками листьев и драгоценной черепицей – то этот представляет собой просто очередное ничем не примечательное двухэтажное бревенчатое строение.

– Не то, чего ты ожидала? – шутит Сэмюэл, видя мое замешательство. Затем более серьезно он объясняет, что такие храмы можно найти по всему Айдахо и большому Западу. Он слышал истории про них от китайцев, вернувшихся из этого региона.

– Можешь называть их храмами или местами собраний. Можешь даже называть их игорными домами. Здесь это все, что у нас есть. По крайней мере, в эти храмы не позволено заходить ни одному белому человеку.

– А где остальные? – спрашиваю я.

Хозяин достает для меня карту, на которой отмечены города и районы, где, как известно, есть храмы. Я беру карту и кладу ее в нагрудный карман. Сэмюэл сказал «все, что у нас есть», и я помню, что теперь я часть этих «нас». Мне нравится знать, что храмы разбросаны по всему штату, что даже в таком незнакомом месте, как это, есть напоминания о том, что может быть похоже на дом.

Сэмюэл платит за нашу комнату из оставшихся у него денег. Я проверяю, что он просит две кровати. Комната маленькая, обшарпанная, но мы впервые за долгое время остаемся одни. Трое других мужчин заваливаются в комнату рядом с нами: половицы скрипят, когда их тела разбредаются и оседают. Утром мы встретимся с человеком, который поможет нам найти работу.

– Ну, – говорит Сэмюэл, садясь на то, что, как я понимаю, будет его кроватью.

– Ну, – отзываюсь я нормальным голосом, а не низким, который себе придумала.

Я в безопасности. Наконец-то, наконец, после побега, метаний, пряток и уклонений я в безопасности. Здесь нет ни Джаспера, ни госпожа Ли, ни сводных братьев. Я думаю об иероглифе «лететь», 飛: он выглядит, как купол из крыльев – вожу пальцем туда-сюда, туда-сюда по бедру, с каждым штрихом становясь смелее, счастливее, свободнее, пока не воображаю, что иероглиф должен быть больше, чем мое бедро, больше, чем раскладушка, больше, чем даже эта комната.

Я все еще не могу быть собой здесь, но это ничего. По крайней мере, я могу представить себя сотканной из крыльев.

Мне снится лес. Высокие деревья, их ветви как навес. Трава лишь слегка влажная. Я босая. Я не одна. Моя первая мысль – со мной Линь Дайюй, но я чувствую тяжесть, а значит, она, должно быть, все еще внутри меня. Кто бы это ни был, я не могу его увидеть. Но чувствую рядом со собой и слышу его. Я оборачиваюсь, но место, где он находится, окутано густым туманом.

Мы куда-то идем, я и этот невидимый незнакомец. Вокруг нас трели птиц, их песни не утешительные, а жуткие и насмешливые.

Мой спутник останавливается. Я продолжаю идти. Мне что-то говорят, кричат, но крики приглушены, и все, что я слышу, это гул в ушах, как звук океана в Чжифу, как одеяло, надвинутое на голову, оно душит меня.

Ночью чувствую на спине давление. Я вздрагиваю, но что-то скользит по горлу: это острое и холодное лезвие.

– Молчи, – звучит шепот на ухо. – Не то расскажу всем, кто ты на самом деле.

Я узнаю этот голос. Он принадлежит седому мужчине.

– Думала, не узнаю? – Он тяжело дышит. – Я понял, что в тебе что-то не так.

По комнате скользит тень. Сэмюэл тоже здесь, вспоминаю я. Сэмюэл, мой добрый спаситель, Сэмюэл, плачущий мальчик, который помог мне зайти так далеко.

– Помоги, – зову я его.

Но он не двигается. Вместо этого он опускается на пол. Мое сердце опускается вместе с ним.

Потом седой мужчина сдирает с меня штаны. Потом возится со своими. Потом я чувствую, как что-то прижимается к ягодицам, что-то мягкое, вялое и слегка теплое. Снова и снова я чувствую, как его орган трется об меня, мясистый и отчаянный. Я осознаю: он не может сделать это.

Седой ругается. Что-то еще скользит по моей спине: рука, холодные пальцы. Она ползет по моей коже, пока наконец не оказывается между ног, и я чувствую, как ее холод проникает в меня в том месте, к которому до сих пор никто никогда не прикасался.