Четыре сокровища неба

Уже поздно, и дома его ждет ужин. Он возвращает мою бумагу и велит мне сделать снимок получше, прежде чем уйти. Я пытаюсь засунуть документ обратно в нагрудный карман, но Нельсон останавливает меня.

– Позволь мне посмотреть, – говорит он, бумага уже в его руке.

Я чувствую, как сердце бьется очень быстро. Для белого глаза один китаец выглядит как любой другой китаец. Но Нельсон – один из нас. Нельсон узнает. Он ничего не говорит, кажется, очень долго. Затем возвращает бумагу мне.

– Он прав, знаешь ли, – говорит он, снова начиная движение. – Тебе надо сделать фото получше.

Возле театра суматоха, еще одна толпа. Я слышу слова, которые теперь стали очень знакомыми: такие как «луноглазые язычники», «косоглазые ублюдки», «желтые звери», «желтомазые».

Ближе ко входу в театр мы видим, что толпа пришла не из-за театра, а из-за китайской прачечной через дорогу. Хозяин, невысокий крепкий мужчина с раздутыми ноздрями, стоит перед дверью. Он кричит им в ответ, вызывающе выпрямившись. Нельсон велит мне снять кепку, прикрыть лицо шарфом. Он хватает меня за руку, и я не сопротивляюсь. Мы прячемся за белым мужчиной в желтовато-коричневом пальто и его худощавой женой, а затем сворачиваем в переулок рядом с театром.

– Мне жаль, Нельсон, – говорю я.

Вечер испорчен. Он качает головой, как будто это как-то скрывает разочарование на его лице.

– Я хотел, чтобы ты услышал, как звучит настоящий скрипач, – говорит он мне.

– Я могу послушать настоящего скрипача в любой момент. Он стоит прямо передо мной.

Нельсон опускает глаза, но я вижу легкую улыбку. Мы идем по переулку, крики толпы с каждым шагом становятся все слабее. Он до сих пор не отпускает мою руку.

– Твой друг Уильям не лгал о протестах.

– Он редко лжет, – говорит Нельсон.

– Тогда почему бы не поехать вместе с ним в Калифорнию?

После этой толпы я осмелела. Как бы говоря: мы только что избежали смерти, так что скажи мне правду.

– А, – говорит Нельсон. Наши шаги медленные, каждый из них тяжелый от предвкушения. – Хотелось бы дать более интересный ответ. Правда в том, что Пирс всегда был моим домом. Там есть то, что мне дорого. Я не знаю, готов ли я уехать.

– Вроде твоих учеников-скрипачей? Вроде вашей дружбы?

– Да, – говорит он. – Кое-что в этом роде.

Я не настолько осмелела, чтобы спросить, есть ли в его списке я.

Затем он поворачивается ко мне, и мы оба останавливаемся одновременно. Обед с Уильямом, послеобеденная прогулка по Бойсе, даже встреча с толпой – кажется, все ведет нас к этому моменту, когда мы стоим так близко, что можем обняться. Его дыхание неотличимо от моего. Я больше не чувствую свое тело, но вместо этого чувствую великое слияние, как будто я была одинокой каплей воды в океане и теперь, наконец, позволяю ему поглотить себя. Есть что-то прекрасное, даже героическое в том, чтобы позволить другому человеку смотреть на тебя. В глазах Нельсона я могла бы прожить целые жизни.

– А ты? – спрашивает Нельсон мягким и открытым голосом. – Какова настоящая причина, по которой ты не уезжаешь?

И тогда я вспоминаю: он не знает правды. Он не знает, что я-то уезжаю.

Какая бы магия ни удерживала нас рядом, она рассеивается. Сентябрь еще далеко, думаю я. Солгу ему сейчас и буду лгать ему до того дня, пока не уеду. Я делаю один шаг назад, но кажется, что я пересекла горы, долины и обширные равнины, оказавшись на земле, которой он не сможет достичь. Он видит перемену в моем лице, мою прежнюю защиту. Он тоже отступает, рука опускается. Мы оба отводим взгляд. Я издаю натужный смешок.

– Уильям твой хороший друг. И я благодарен ему за помощь. Но это возмездие, о котором он говорит, этот отпор равной и противоположной реакцией – все это глупо.

– Так ты думаешь, лучше вообще ничего не делать?

– Я не об этом. По-моему, речи Уильяма – это хвастовство. Нас так мало, их так много. Что мы на самом деле можем изменить?

Нельсон снова начинает идти, но уже не смотрит на меня.

– Знаешь, Джейкоб, я думал о Наме, Ламе и даже о тебе. Толпа чуть не убила тебя и Нама, и с тех пор они всех вас терроризируют. Уильям не ошибается, что это происходит по всей стране. Даже если мы не поедем в Калифорнию, мы не должны отказываться от возможности сделать хоть что-то. Ты не веришь, что это того стоит?

– Я попал сюда против своей воли, Нельсон. Это не моя страна. Это не мои люди. Это не моя проблема.

– Понятно. Думаю, отсюда мы сможем вернуться в гостиницу.

Я знаю, что разочаровала его, но чувствую негодование. Зачем просить меня участвовать в том, в чем я никогда не хотела участвовать? Мы выходим из переулка и сворачиваем на пустую улицу, которая выглядит знакомой, но не кажется дружелюбной. Нельсон этого не заметил, вместо этого он теперь пошел более легким шагом, когда мы оказались вдали от театра. А я – наоборот.

Что-то на этой улице кажется мне очень неправильным. И потом я понимаю, что. На полпути вниз по улице, спрятавшись между аптекой и заброшенным зданием, находится храм-постоялый двор, где я провела свою первую ночь в Бойсе.