Четыре сокровища неба

– Они ненавидят нас, потому что думают, что мы для них угроза. Думают, что мы отнимем у них работу. Они боятся, что мы соблазним их женщин. Они ненавидят нас, потому что верят, даже если не признают этого, что мы лучше их. И это не только здесь – это происходит повсюду.

– Мой отец был шахтером, – тихо напоминает нам Нельсон. – Ему досталось больше всего, потому что они боялись, что китайцы украдут рабочие места на приисках.

– На Западе особенно плохо, – соглашается Уильям. – Здесь нас называют язычниками, китаезами, косоглазыми поднебесниками. Знаешь, что означают эти слова, Джейкоб? Знаешь, что одних наших глаз достаточно, чтобы они нас ненавидели?

Твои глаза, говорила мне мама, такие же, как у меня в детстве.

Уильям теперь в ярости, подкрепляемый едой и выпивкой.

– Белые называют себя высшей расой. Раньше они хотя бы скрывали свою ненависть. Они жгли, грабили и убивали, но не всегда открыто об этом говорили. Теперь, когда акт об исключении принят, они верят, что это их Богом данное право – изгнать нас.

– Несомненно, – успокаивает Нельсон, – это не было задумано теми, кто писал законы.

Уильям снова смеется, хотя теперь это больше похоже на лай.

– Я больше всех виню людей, которые написали эти законы, друг мой! Может быть, не они поджигают китайские кварталы, но они оправдывают это насилие своими законами. Молчаливое соглашательство, я бы назвал это так. Что мы должны думать? Что они хотят нас защитить?

– Они не хотят насилия, – твердо говорит Нельсон. – Возможно, они не представляли…

– Ты всегда предполагаешь в людях что-то хорошее, – говорит Уильям. Я слышу жалость в его голосе. – Всегда таким был. Иногда я задаюсь вопросом, не сделало ли обучение этих твоих белых студентов и визиты в их белые дома тебя мягче, чем я помню. Принят закон о запрете китайцев. Нашим женщинам запрещено легально переезжать, чтобы на сотню мужчин приходилась только одна женщина. Вы знали, что в Калифорнии китайцам не разрешают давать показания на наших собственных процессах? На тех судах, где мы были жертвами мародерства, наши дома были сожжены, наши косы отрезаны! Каждым законопроектом они говорят, что у нас нет прав, что мы не заслуживаем ни безопасности, ни любви, ни комфорта. Мы не заслуживаем жизни. Они уже сделали это с неграми и индейцами. Они говорят, что никто из нас не заслуживает человеческого отношения.

Нельсон молчит. Мы давно перестали есть, наша некогда великолепная еда теперь остыла. Я думаю, что гнев Уильяма меня смущает. Он говорит так, будто это конец света, но когда я смотрю, как он дышит, словно разъяренный бык, я чувствую, что все это напрасно.

– Но, как говорится, – повторяет Уильям, – каждое действие имеет равное противодействие. И позвольте мне открыть вам двоим маленький секрет. Я думал об идеально равной и противоположной реакции.

На другом конце комнаты златовласый мальчик бьет рукой по тарелке с горошком. В том, как его рука скользит в воздухе, сквозит порочная уверенность. Мать пытается удержать его, пока отец убирает беспорядок. Лицо мальчика меняется из-за того, что его прервали, затем краснеет. Проходит не так много времени, как он начинает плакать и биться в своем кресле.

– У меня есть друзья в Сан-Франциско, – говорит Уильям, в основном обращаясь к Нельсону. – Мне рассказали об организации там под названием «Шесть китайских компаний» [8]. Они существуют уже несколько десятилетий, но лишь недавно объединились в одно целое. В Сан-Франциско сейчас особенно плохо, вы знали об этом? Шесть компаний делают все возможное, чтобы противостоять насилию в отношении наших людей. Они делают хорошее дело, даже возвращают из публичных домов девушек, похищенных тунами, обратно домой, в Китай. Иногда они даже возвращают трупы.

Линь Дайюй схватила меня за руку, но в этом не было необходимости. Я очень внимательно слушаю. Уильям замечает эту перемену.

– Они сильные, – теперь он обращается к нам обоим. – Но им нужно больше денег и людей. Им нужны ресурсы. Вот что я тебе говорю, Нельсон. Я еду в Сан-Франциско, чтобы присоединиться к ним, присоединиться к борьбе. И я хочу, чтобы ты поехал со мной.

Нельсон мгновение медлит. Он говорит, что поддерживает Уильяма в этом путешествии, но еще не совсем готов расстаться с Пирсом. У него тут несколько важных дел, которыми он должен заняться. Уильям спрашивает, что, черт возьми, может быть важнее этого. Мне тоже интересно.

– Это мое дело, – говорит Нельсон беззлобно. Он закончил с этим разговором. Уильям качает головой. Он разочарован, но не удивлен. Это не первый раз, когда Нельсон говорит ему «нет». Он поворачивается ко мне.

– Как насчет тебя, Джейкоб? – говорит он. – Мы можем уехать в сентябре.

Нельсон кладет руку мне на плечо. В его руке мое тело кажется его частью, и я хочу, чтобы таким оно и оставалось, чтобы мы двое медленно слились друг с другом. Он прикасается ко мне ради предупреждения, я знаю, но замечаю только, какая теплая у него ладонь, как его пальцы касаются моей плоти.