Четыре третьих этажа (СИ)

Сасори всплеснул руками, а потом принялся поочередно жать на все кнопки лифта, но тот не реагировал. Ради всего святого. Этот день не мог стать хуже, но становился с каждой секундой. После того, как он закончил перебирать кнопки, тем же самым занялась Сакура, несмотря на то, что профессор, не скрываясь, закатил глаза.

— Я же только что это сделал!

— С чего мне Вам доверять? Вы картину прибить не в состоянии.

Сасори не сразу понял, откуда растут ноги этого оскорбления, но когда понял, расхохотался.

— Представьте себе «не могу» в том контексте означало — не обязан! Я не обязан прибивать в вашем доме картины и доедать за вами тонны сдобы, с которыми Вы сами не справляетесь!

Палец Сакуры застыл над кнопкой пятого этажа. Какой же этот Сасори — козёл! А ведь она считала его милейшим человеком! Ну, уж нет. Всё-таки, ничего у них не выйдет. Она сверкнула глазами и впервые почувствовала, что хочет оказаться от него подальше. Кабина не едет. Значит, нужно разделить территорию. И больше никакого. Воскресного. Печенья.

Лифт был полугрузовой. Два с половиной метра в длину, полтора в ширину. Просторный для тех, кто хочет перевезти софу, невыносимо тесный для тех, кто хочет больше никогда в жизни не пересекаться. Сасори смотрел на неё с опасливым высокомерием, она на него с уязвлённым, но не утерянным достоинством. И, не сговариваясь, Сакура заняла угол возле щитка с кнопками, а Сасори противоположный угол, словно боксёры перед боем. Наступил период молчания, когда им обоим ещё казалось, что лифт вот-вот тронется. Но время шло. Ничего не происходило. Они бесцельно топтались, каждый в своём углу и, в конце концов, у Сакуры лопнуло терпение. И она принялась колотить в двери кулаками, взывая о помощи. Сасори хоть и морщился, но был внутренне рад, что ему не приходится заниматься этим унизительным процессом. Выходило у неё на славу — весь дом должен был слышать. Вот только по-прежнему никто не приходил. А это уже начинало пугать. Когда Сакура выдохлась и в последний раз с чувством вмазала по двери — только моргнул свет.

— Ну, что Вы смотрите? — поинтересовалась она.

— У Вас неплохо выходит, — протянул Сасори. — Если бы была такая профессия, вы могли бы смело оставить свою грязную работёнку.

«Ах, вот оно что! — дрожа от возмущения подумала Сакура, — его, значит, не устраивает, что я официантка, а не какая-нибудь там очкастая докторша наук! Возомнивший о себе сноб!». Он и выглядел, как сноб! Куда она только смотрела? Этот надменный взгляд, отутюженный воротничок, жилетка и галстук. Весь такой чистенький и идеальный! Мистер всё с иголочки. Небось перетрахал на своём факультете всех студенток и их мамаш в придачу! Взгляд Сакуры непроизвольно скользнул ниже, и она сощурилась, прикидывая в уме, сколько женщин оприходовал этот кобель. Она в этот список уж точно не попадёт! А ещё, ей вдруг стало очевидно, как не хочется подлецу замарать здесь свой чистенький костюм. Так что, как бы в протест всему идеальному, Сакура демонстративно придержала юбку и, к ужасу Сасори, уселась прямо на пол. С новоявленным орудием пыток она не прогадала. Сасори буквально подавился негодованием.

— Что Вы делаете! Поднимитесь немедленно!

— С чего бы?

— Там грязно! Вы представляете, КТО там мог ходить до вас своими ботинками?!

Сакура невозмутимо повела плечом.

— Вряд ли кто-то хуже, чем Вы, — сообщила она и подвела черту, откинувшись спиной на стенку.

Был в этом и практический смысл. Лифт застрял более получаса назад. И стоять она уже задолбалась. Ноги ныли. Сакура не сомневалась, что не у неё одной. Эта мысль грела её изнутри.

Её светло-голубое бельё мелькнуло всего на секунду, когда она устраивала колени поудобней, но Сасори хватило этого, чтобы не опускать туда взгляд под страхом смертной казни. Быть может для неё это и привычно — демонстрировать всем свои трусики, но в нём-то ещё сохранилось какое-то достоинство! С другой стороны, с отдалённым самодовольством Сасори отметил, что его это взволновало, значит, версию об импотенции можно смело отметать. Зачем он только опять вспомнил об этом? По правде сказать, он все больше завидовал возможности этой девицы усаживать свою задницу, где не попадя. Чувствовала она себя, кажется, прекрасно, в отличие от него. Разглядывала залипшую цифру «4» под потолком, запрокинула голову, вытянула ноги, как ей вздумается (нет, это всё-таки бесстыдство, демонстрировать подобным образом своё тело). Если бы она была его студенткой, он бы ни за что не поставил ей зачёт, явись она в подобном наряде. Наряде официантки. До чего всё-таки натуралистично сделано! Даже бэйджик есть с именем. «Сакура». Вряд ли это её настоящее имя. Слишком уж специфическое. И тут же ему стало любопытно, многие ли её… ну, выбирают. Лицо у неё, конечно, смазливое: вздёрнутый носик, большие глаза. Кому вообще требуются стриптизёрши в дневную смену?

— Сакура.

Она обернулась естественно, будто всю жизнь была «Сакурой» и посмотрела на него волком.

— Что?