Четыре туберозы

Долги осенние ночи.
Ветер гудёт над оврагом.
Оползни облачных клочий
По небу тянутся шагом.

Жёлтые, тусклые травы,

Запахи листьев и прели,
Холод осенней отравы
В зове пастушьей свирели.

Нивы в безлюдном покое,

Красные кисти рябины.
В траурно-сумрачной хвое
Сеть золотой паутины.

Ветви в шуршащем уборе.

Блёклые краски заката,
Робкие, бледные зори.
Всё это было когда-то…

Всё это было когда-то…

Сердце не знает, давно ли.
Слёзы старинной утраты.
Слёзы ласкающей боли.

«Осень взоры клонит…»

Осень взоры клонит,
Вечер свеж и мглист.
Ветер гонит, гонит
Одинокий лист.

Так и ты, забвенный

Лист в ночных полях,
Прокружишь, мгновенный,
И уйдёшь во прах[86].

В ЗАБЫТОЙ СТРАНЕ

Здесь венец прохладных елей,
Здесь источник, как хрусталь,
Здесь блистанье белых мелей,
Угасающих свирелей
Затаённая печаль.

Тихий вечер в чаще елей…

Жёлтый топится хрусталь.
Сонный ключ журчит у мелей.
В долгих жалобах свирелей
Глуше давняя печаль.

Кто там глянул между елей

Взором ясным, как хрусталь?
Бледный лик белее мелей,
Упоительней свирелей
Голос, нежный, как печаль.

О, я вспомнил! В чаще елей

Пело счастье, как хрусталь…
Потускнели пятна мелей,
Дрогнул звонкий зов свирелей
Это ты, моя Печаль!

ТРИ ДЕВУШКИ

Три девушки вышли в дорогу одне.
Три девушки знали о белой стране.

И годы сменялись, сменялись в пути.

А белой страны не найти, не найти.

Однажды спустилась вечерняя мгла,

И первая тихо, склонясь, умерла.

И скоро за нею в предутренний час

Уснула другая, и пламень погас.

Но третья молитву твердила одну:

Дай белую, Боже, увидеть страну!

И ночью глухою шепнули ей сны:

Ты вышла вначале из белой страны.

И правду ночную она поняла,

Закрыла лицо и, вздохнув, умерла.

ВОЗВРАЩЕНИЕ [87]

А. И. Бачинскому

О, Леты медленной темнеющие воды!
Едва тревожит гладь знакомая ладья.
Как сон, как краткий миг, прошли земные годы,
И вновь, седой беглец, сюда вернулся я.

И чувства яркие, и думы охладели.

Безбольно и светло в негреющей тиши,
В просторах без конца вздыхают асфодели,
И слабо шелестят речные камыши.

В который раз я жду, блаженный и усталый,

Под говор сонных струй, глядя на смутный дол,
Пока не заскрипят истёртые причалы,
И кормщик не возьмёт условленный обол.

И мнится, жизнь моя в её огнях и грозах,

Блистая и гремя, затем лишь протекла,
Чтоб в этот миг стоять, склонясь на пыльный посох,
И слушать дальний плеск неспешного весла.

НА ОЗЕРЕ