Четыре тысячи, восемь сотен

– Да. Аркас на орбите. Стыковки не будет. Прием.

– Мы все видим, – отрезал Виейра. – Вы эвакуируете людей. Вы укрываете преступников. Прием.

– Это неправда! – возразила Анна. – Прием.

– О чем вы только думали? – с упреком спросил он. – Мы находимся достаточно близко, чтобы различить скафандры. На данный момент их… тридцать семь. Прием.

По данным оверлея Анны их число равнялось тридцати девяти – но он определенно видел происходящее своими глазами, а не просто строил догадки. Бёртон наверняка знал, что этим все закончится. Может быть, он и задумался – на пару секунд – о том, как бы следовало организовать эвакуацию, чтобы все пассажиры были скрыты от Сциллы позади Цереры, но быстро понял все безнадежность такой затеи.

Молчание нарушил сам Виейра. – Вы не выполнили нашу просьбу, – сообщил он. – И мне очень жаль, но я не могу выполнить вашу. Сцилла Церере, конец связи.

Глава 15

Анна следила за трансляцией наблюдательного робота, показавшего ей бледную точку грузового блока, возникшего на фоне звезд. Остатки капсулы жизнеобеспечения были замечены с расстояния в пятьдесят тысяч километров, не оставив каких-либо сомнений насчет судьбы ее обитателя, но идентифицировать его на такой дистанции не представлялось возможным.

Тонкие обломки белого пластика и более темных композитных материалов, погруженные в оболочку груза, образовали знакомую картину разлета осколков в виде фрагментированных эллиптических колец. Робот сфокусировался на точке, расположенной примерно в метре от центра, положившись на накопленный флотом опыт относительно места, в котором с наибольшей вероятностью можно было обнаружить образцы тканей. Анна заметила небольшой островок блестящих серых чешуек в тот же самый момент, как программное обеспечение пометило его как объект, требующий более пристального изучения. Учитывая задержку во времени, ей редко удавалось внести вклад в сам процесс поиска, и все же стоять у робота над душой было отнюдь не бесполезным занятием: в тех редких случаях, когда их собственные стратегии давали сбой, человеческий глаз оказывался весьма кстати.

Ее догадка насчет чешуек оправдалась; на подготовку и секвенирование ушло полчаса. В базе родственных маркеров нашлось единственное и вполне однозначное совпадение: Тьерри Роко, двадцать девять лет. Результаты ДНК-анализа подтверждались датой отлета с Весты, которая соответствовала текущему местоположению блока.

Анна передала запись главному судебно-медицинскому патологу порта, чтобы убедиться в ее правильности, прежде чем оповещать членов семьи. Затем она отключила оверлей и качнулась из стороны в сторону, чтобы подавить приступ паники.

Когда в дверь позвонили, она взглянула на время. Прошло уже больше двух часов, а Анна до сих пор не понимала, что делает. Она перевела взгляда на изображение с камеры видеонаблюдения.

– Я буду стоять здесь, пока ты меня не впустишь, – сказал Оливье.

В последний раз, когда Анна попыталась поймать его на блефе, он простоял там несколько часов. Она открыла дверь и отошла в сторону.

Оливье подошел к дивану и сел. – Мне бы хотелось, чтобы ты посетила на поминки.

– Нет.

– Решать тебе. Но я бы хотел, чтобы ты пришла.

– Я не могу. Это было бы оскорблением для всех ее друзей.

– Они относятся к этому иначе, – ответил он. – Поверь, если бы все было так, как ты говоришь, я бы не стал подвергать тебя такому испытанию.

Анна покачала головой. – Я не могу.

– Я убедил еще троих отказаться от иска, – сказал Оливье. – Остается еще семь человек, но я не оставлю попыток. Они просто взбесились из-за того, что вестианцы все еще недосягаемы для их суда, но все, кто был на полном серьезе готов со мной поговорить, в итоге признали, что приговор против тебя не принес бы им никакого удовлетворения.

– У них есть на это право, – ответила Анна. – Тебе не стоит им мешать.

– Право? – Оливье состроил гримасу. – Единственное, чего они добьются, победив в суде, так это сделают Цереру более уязвимой перед будущими вымогательствами.

– У нас есть особое название для неспособности принять решение с учетом всеобщего блага – черты характера, которая заставляет человека ставить свои личные представления о том, что правильно, выше любых объективных критериев результата. Оно звучит как «моральное тщеславие». На Церере это едва ли не самое страшное обвинение. Так что на мой взгляд, у этих истцов есть довольно-таки неплохой шанс на успех.

– И ты правда хочешь стать показательным примером? Хочешь, чтобы другие люди боялись поступить, как ты?

Ответа у Анны не было. – Что я сделала? Убедила себя в том, что эвакуация останется незамеченной, что я смогу спасти Аркас безо всяких последствий.

– Ты взяла на себя риск, – твердо сказал Оливье. – Но приняла верное решение.

– Если бы я этого не сделала, погибших бы было на несколько тысяч меньше. Я видела их останки, размазанные по оболочке груза.