Четыре Времени Мира. Город (СИ)

Кисть доктора плотно обхватывали со всех сторон вибриссы индры. Он аккуратно потянул руку, на всякий случай не отрывая взгляда от морды животного, мало ли как оно среагирует? Выглядело это неприятно. Отростки на теле дракона ритмично приподнимались волнами, в такт дыханию, он крепко спал и никак не среагировал на попытки Зорона высвободить руку. Доктор дернул сильнее. К руке он был сильно привязан, за столько то лет совместного проживания, так что пришлось идти на риск.

Белые «шерстинки», а точнее, узкие длинные лепестки–чешуйки, слабо отсвечивали в темноте перламутром. Когда Зорон дернул кистью, от этого движения, по шкуре дракона, словно круги по воде от брошенного камня, разошлись пурпурные волны. Доктор был так увлечен этой цветовой реакцией, и тем как вибриссы зверя меняют цвет, что почти забыл о захваченной в плен конечности. Доктор ощущал ею теплую кожу дракона, а отростки, что удерживали ладонь, были на ощупь как сухие листья, да и еле слышно шелестели, прибавляя сходства. Зорон решил попробовать встать, и высвободить руку, упираясь в пол ногами.

При попытке привстать, тело Зорона отказалось с ним сотрудничать, голова загудела, и доктора согнуло от боли в ней.

— Ох ты ж…! — На тихое ругательство среагировала крылатая «подушка» слева, открыв голубые глаза. Вибриссы на теле дракона зашелестели сильнее, и вздыбились, отпуская ладонь.

— Спасибо, — пробормотал Зорон, глядя в эти чересчур умные для животного очи. Дракон справа только подергал задним левым крылом и зевнул, видно тоже разбуженный звуком. Зорон предпринял очередную попытку подняться. Хотя бы на четыре конечности, вместо двух, попутно соображая, что же за таинственная хворь так его терзает.

— А кто это у нас проснулся?

Дверь с невыносимым, отдающим в каждой клетке тела, отвратным скрипом открылась. На пороге стоял человек. Доктору было не до него, тело ломило так, будто он всю ночь разгружал торговые подводы.

— Они так мило спали вместе, ну зачем ты будишь бедного люда? — Зорон возненавидел этот смутно знакомый голос еще больше, чем первый, так как он был выше, и сверлом вонзился в голову, добавляя боли.

— А вот нечего пить с краснокожим! Будет теперь знать, что это такое. Еще умудрился варии нахлестаться. Это ж как столько влезло в эту тщедушную тушку? — Звук шагов отозвался в теле Зорона болевым эхом. А слова прибавили сил. — Давай, вставай, хватит валятся. — И тут Зорона очень неожиданно и обидно хлестнули по спине. Судя по звуку и ощущению — мокрым полотенцем. Ущемленная гордость придала болезному врачевателю сил, и он в одном героическом порыве сделал над собой титаническое усилие и сел. Почти прямо. Чем дальше голова отрывалась от пола, тем больше болела.

— От лежания только хуже будет, — перед доктором расплывалось человеческое лицо. А может и эйрийское. Зорон был слишком плох, чтобы различать такие подробности. По крайней мере его собеседник был светловолос и бесцеремонен. А его голос, больно бьющий висок, Зорон тоже уже где–то слышал… — Давай, открывай глазоньки, костолом, не засыпай, а то потом не разбудим. У меня самого с утра голова гудела, но я то выпил с вами совсем чуть–чуть.

— Эйран, отвяжись от доктора! — второй голос, который измученный разум Зорона наконец определил как голос Эйлин, донесся откуда то издалека.

— Ну должен же я познакомиться с человеком, заблевавшим мой любимый ковер, — ответил ей безжалостный мучитель, дергая болезного за подбородок. — Давай, приходи в себя. Ох уж этот доктор! Папаша ваш, сирра, славился в определенных кругах, тем, что мог выпить бокал варии залпом. Бокал! А ты сразу литрами начал! Ну кто так делает? Тебе с эйрийских морсов начинать надо было, а не с гарканьего крепкого пойла.

Шум голосов.

— Арджан, подай вон тот поднос. — Грохот гарканьих шагов, как от целого табуна вабари, эхом раздался в черепе доктора. Зорон невольно начал клониться влево, веки смыкались сами собой, но палач был тут как тут, и подхватил врачевателя за плечо.

— Зорон уже проснулся? — доктор раньше не замечал, что у Кирстен такой пронзительный голос.

— Да, его Эйран пытает, — доложила Эйлин.

К физическим страданиям Зорона добавились и моральные, когда потихоньку он стал осознавать, что лежит на ковре в комнате с темными стенами, напротив него открытое окно, из которого плещет солнечный свет, не давая сомкнуть веки. Опирается Зорон об дракона, а перед ним на корточках сидит светловолосый парень и зубоскалит. Еще и Кирстен где–то здесь. И отважная эйра. И Арджан. И наследница?

До Зорона дошел весь ужас его положения. Если она его в таком виде видела, то все, хоть вешайся иди!

— Так, хватит тискать Эхо, она тебе не нагийская танцовщица. Хотя, конечно, то, что ты проснулся с ней в обнимку после разгульной пьянки, придает определенное сходство… и делает тебя еще тем извращенцем, — раздражающий смешок, по ощущениям, шилом вошел в голову доктора и вышел из нее через второе ухо. — Давай, поднимайся.

Доктор проигнорировал протянутую руку измывающегося над ним светловолосого и встал, опираясь только на спину Эхо.