Лишь за несколько метров до кольца Марина «ожи-вала», высматривая «свой» трамвай, и заняв место у окош-ка, любовалась на знакомую до мелочей картину. В центре круглой асфальтированной площадки недвижным пауком темнела диспетчерская будка с недобрым взглядом грязных окошек, по кругу площадки серебристыми паутинками пе-ремигивались рельсы, на которых, втайне ожидая свободы, толпились цветастые свежеомытые составы.
Через минуту-другую Маринин трамвай вздрагивал, осторожно и медленно трогался, словно боясь привлечь внимание диспетчеров из паучьей будки, еле заметно выезжал с площадки, и выпутавшись из паутины кольца, вырывался, наконец, на проспект, на волю, – блестящий, звенящий, счастливый!
Час – это хорошо, это много: читай, зевай, смотри в окно... Главное, не спать. Некрасиво может получиться, некрасиво и невоспитанно. Впрочем, соображения этикета все чаще уступали силам природы, и только очнувшись, Марина понимала, что снова не заметила, как заснула. Вот и сейчас трамвай уже подползал к булочной, а невоспитанная пассажирка только-только протирала глаза. Ничего, до дома еще пара остановок, есть время очу-хаться, даже подразмяться, если соседнее место свободно. Но нет, – дядька какой-то сидит. Свободных мест полно, даже сдвоенных, – чего не отсядет? Задремал что ли? Краешком глаза окинула джинсы, серебристо-серую курт-ку, черную сумку, и вдруг показалось, что он не просто ря-дом сидит, а потому что с ней рядом. Может, не проснулась до конца, вот и мерещится всякое. Да что гадать, не проще ль выйти?
Едва подъехали к остановке, она с заполошным «чуть не проехала!» рванула на улицу и для пущей уверен-ности скрылась в булочной, дождалась, пока трамвай закро-ет двери, и лишь услышав уносящееся вдаль трамвайное «четче-звонче, четче-звонче», облегченно выдохнула и да-же обрадовалась: теперь и прогуляться можно, и, если ме-лочи хватит, мороженого купить! Вон его сколько: блестя-щего, манящего, в рожках, брикетах, – только выбирай... А транспортная романтика не по ее части, если это вообще романтика.
– А я тебя потерял! Жду, жду... – в булочную, луче-зарно улыбаясь, вошел мужчина в серебристой куртке, и прямиком к Марине. – Брать что-то будешь?
– Нет, – буркнула она, сердясь на себя, на него, на ни в чем не повинных покупательниц. Они что? ничего не видят? Смотрят, еще улыбаются, будто бы так и надо, одобряют вроде. От возмущения Марина споткнулась. А этот, из трамвая, галантно под локоток подхватил, да так и повел на выход, как давнюю знакомую:
– И хорошо, а то я соскучился, – просиял он, выводя неловкую, рассерженную спутницу.
«Сейчас развеселю», – вскипал в душе огонь смя-тенья. Но едва они вышли, и Марина, оттолкнув спутника, раскрыла рот, чтоб разразиться гневной тирадой, рядом возникла пожилая дама, увитая гроздьями пакетов:
– Так, ребятки... – начала она что-то перекладывать, вытаскивать, прятать, то и дело поглядывая на парочку. – Весна, стало быть! солнышко! А вы ссориться затеяли. Не дело это! Ты – (обратилась она к мужчине) – проси про-щения, а ты – (это уже к Марине) – прости дурака. И смо-трите мне! – добродушно пригрозила напоследок, и разобравшись с сумками, неожиданно легко зашагала прочь.
– Ну, прости дурака Алешку! – рассмеялся незваный спутник. Представился вроде.
Марина, – ни красотой, ни богатством форм не от-меченная, навыков общения и кокетства с мужским полом сроду не имевшая, – чему радуется этот дядечка-шутник никак понять не могла. Да и не очень стремилась. «А мо-жет, и никакой не шутник, а знакомый (мамин, например), ждет, когда я его узнаю», – Марина пригляделась. Годами намного старше, ростом чуть выше нее, подтянутый... «Алексей»... скорей уж «Алексей Иваныч» какой-нибудь. Нет, ни о чем. Волосы темные, лицо открытое, глаза голу-бые, немножко глубоко посажены (от этого блеск еще за-метней кажется), нос прямой. А губы... губы немного кап-ризные. Вернее, самые уголки губ, чуть пухлые, по-детски очень. Точно запомнилось бы. Нет, никакой он не зна-комый. Алексей не торопил, ждал, когда Марина успоко-ится (во напугал!) и гадал, с чего б это девушки от него бегать начали. За ним – случалось, а чтоб от него... – странно это. Да и девушка странная. Теплынь стоит! солн-це печет! В центре и снега уже нет, милые прелестницы чуть ни в летнем ходят, а эта – в куртке наглухо, сама бледная, измученная. В другой раз и не заметил бы...