Четыре встречи

Алексей чуть не рассмеялся, увидев, как она напряг-лась и сомкнула губы: еще и нецелованная! Сам он к этим французским премудростям лет с пятнадцати приобщился, – повзрослеть торопился. Одни покуривать начали, другие – в гаражах пропадать, а его на деликатное потянуло, тем более что деликатное это по всем углам шушукалось: кто из мальчишек умеет целоваться, а кто только вид делает. (Прежде ему и в голову не приходило, что дела столь со-кровенные вот так запросто со всеми встречными-попе-речными обсуждать можно. Сегодня одной не покажешься, – завтра, глядишь, в сопляки запишут.) О своих печалях другу Толику, соседскому мальчишке, поведал, а у того сестра четырьмя годами старше, но уже взрослую из себя мнила. Она и помогла, научила по дружбе. Кому сказать! никакой романтики, одна физиология. И ничего особен-ного, уникального в том поцелуе не было, – разве что первый. Впрочем, и второй, и третий, и четвертый, – все они были в чем-то уникальны, хотя бы в том, что были вторыми, третьими, четвертыми... И сейчас он беззлобно подтрунивал над собой: «Куда ты лезешь?! Куда? Ты, привыкший к умело, томно подставляющим губы...»

Глава 4. Ближе к классике

– Марин, ты? – донеслось из зарослей акации.

– Соня? – Марина в ужасе оттолкнула Алексея. Хорошо, не матушка!

– Я, я – выбираясь из кустов, отряхивалась девушка в небесно-голубом плаще, с любопытством поглядывая    на мужчину рядом с подругой.

– Это Алексей, а это Соня, – представила их Марина и совсем успокоилась. Соня – человек! Сколько книжек про-читано, историй рассказано! Но главное – тайны сердечные. Правда, у Марины их не было, зато у Сони хоть отбавляй. Она хоть и младше, но уже сложившаяся маленькая женщи-на с заметными формами, хорошеньким личиком и каким-никаким личным опытом. Не одна сказка рухнула, не одна драма пережита. И ведет себя Соня по-женски, на юношей без лишних сантиментов смотрит, повадки их знает. Не то что Марина.

– Честь имею, – озорно прищелкнул пятками Алексей.

– Хорошо, если имеете... – строго оглядела его Соня. – А вам, Алеша, сколько лет?

Марина смутилась: и «Алешей» бы не смогла, и про возраст неудобно, а у Сони – запросто.

– Двадцать семь.

– Круто. Как у классика! – со значением кивнула Соня. Надо ж! Буквально на днях из интереса считали, сколько было Онегину, сколько Татьяне Лариной. – А как у классика? – поинтересовался Алексей.

– Она лучше знает, – указала Соня на притихшую подругу.

– Ну, Онегину было двадцать шесть... – недовольно протянула Марина (слишком на экзамен похоже станови-лось) и тут же уточнила, – ...Двадцать шесть, а не двадцать семь!

– А Татьяне? – творчество Пушкина мало интересова-ло Алексея, школьная программа давно забылась, а вот про-верить интуицию всегда интересно. – Татьяне сколько было?

– По хронологии романа около пятнадцати полу-чается, а сам Пушкин писал Вяземскому, что ей семнад-цать, – ответила Марина заученно и тоскливо.

– Как тебе? Ну, примерно?..

Марина кивнула.

– Ты ж моя хорошая! – обрадовался Алексей неиз-вестно чему и как-то по-родственному чмокнул Марину     в макушку.

– Так вы давно... знакомы? – озадачилась Соня. – Марина мне не рассказывала.

– Мы хорошо знакомы, – ответил Алексей.

– Ну, это вряд ли... – усмехнулась Сонечка.

– ?

– Думали бы, прежде чем кофеи здесь распивать!

– А! Это ты что к экзаменам готовиться надо?..

– Причем тут экзамены?

Марина потемнела в лице: «причем» – это о матуш-ке. Соня считала Варвару Владимировну человеком жест-ким и недобрым и сейчас побаивалась за Марину, а зря. Варвара Владимировна просто честной была и от дочери того же требовала, да и Соню по-своему любила, привеча-ла как могла. Бывает, посмотрит на дочь, длинную, костля-вую, бледную и вялую, и только вздохнет: «Уродилась же...  Вон Соня! И фигурка, и личико, и держится уверено, – все у нее будет, все получится. А ты? Смотреть не на что, жи-вешь тяжело, уныло... А еще говорят – яблоко от яблони...» Неприятно было Марине слышать такое, но что делать, коли правда горчит. Радуйся, что есть человек, который тебе эту правду без утаек выложит. И тут не ныть, тут бороться надо, дурную натуру свою ломать, а не шляться не пойми  с кем! Стыд обжег сердце Марины:

– Ладно. Пора мне, – глухо, не поднимая глаз, про-изнесла она, отставляя пустой стаканчик. – Спасибо!

– Да уж! Лучше вам попрощаться, – кивнула Соня. – Я на шухере постою, а вы, давайте, заканчивайте миндаль-ничать, – и деликатно отойдя в сторону, отвернулась, чтоб не мешать.

Как прощаться-то? – Марина неуклюже выставила руку, то ли протягивая, то ли пряча ее. Алексей ласково по-гладил ее пальцы, ладошку, и чуть притянул к себе. Утешать и подбадривать он умел. К тому же робкое «да» уже прозву-чало, и сама девушка не противилась, – только краснела и старательно прятала взгляд.