Четыре встречи

Марина кивнула, жестом пригласила пройти на кух-ню, посадила следить за чайником, а сама, слетав в комна-ту, скрылась в ванной.

Алексей оглядывал обшарпанные, в струпьях старой краски и плесени, стены, потрескавшееся, клееное–перекле-енное скотчем оконное стекло, «люстру» из проволоки... Он не боялся бедности. Где только не приходилось ему на-слаждаться любовью, и смутная осторожность всегда под-сказывала, как держаться подальше от рутинных тем. Натура эстетическая и чувствительная, Алексей умел ограничиться тем, что отвечало его представлениям о пре-красном. Но что ему было думать о Марине?! Что втянуло ее в эту бездну? Сломалась? Сломали?

Едва чайник закипел, появилась хозяйка, улыбаю-щаяся, свежая, в не по размеру большой футболке и слиш-ком плотных для жаркого лета и неудобных для дома джинсах:

– Доброе утро! – выключила она чайник и расста-вила разнокалиберные чашки. – Сахара, извини, нет.

– А и ладно! Дальше я сам, – отстранил Алексей Марину, и с чувством приступил к приготовлению кофе, отвлекая ум от неприятных впечатлений.

Марина взирала на его шаманство с почтением,     но совершенно бестрепетно, будто ничего волнительного меж ними никогда не было, – работали на одном заводе да и только, вот-вот в воспоминания ударятся. Но ни с воспо-минаниями, ни с разговором не складывалось. Марина     не знала, о чем спрашивать. Алексей не знал, что гово-рить, да еще бедность эта раздражала.

– Может, сразу пойдем? А кофе потом? Или в кафе завернем. На улице солнце, знаешь, какое! Впору загорать, а ты здесь торчишь! – не мог же он прямо сказать, что сил его нет эту разруху видеть.

– Я тебя в дом не звала. Договаривались,               что на улице и попозже, – развела руками Марина. Но кто бы спорил, такая квартира не лучшее место для уютных посиделок. –  Допиваем и выходим.

                                               ***

...На улице стоял солнцепек, чистенькие туристы пе-ремежались с персонажами в «домашнем», мятом и неряш-ливом: в майках-алкоголичках, халатах и тапочках. При этом двигались все одинаково неспешно и даже лениво.

– Ну? Что тебе показать?

– Что хочешь, только не слишком парадное, – так он надеялся быстрее понять, что у Марины на душе, найти те ниточки, которые подскажут путь к ее сердцу.

– Непарадного здесь хватает. Там двор «два на два», там «башня счастья», там бывшее капище, – быстро сообра-жала вслух Марина (любая профессия накладывает свой отпечаток). – Предлагаю по Большому проспекту к Румян-цевскому садику, оттуда к Среднему проспекту и обратно,  к метро. Пойдет?

– Пойдет, – улыбнулся Алексей,  хотя слово «метро», мысль Марины о расставании резанули его тонкий слух. Ему вообще не хотелось никуда идти, хотелось, чтоб она просто сидела напротив (но на той убогой кухне), говори-ла неважно о чем, вскидывая на него свои раскосые, почти черные глаза, отчего б у него как прежде занимался дух.

Поэтому едва прогулка была закончена и они подо-шли к метро, Алексей, бубня про жару и солнце, сок и мо-роженое, про «хорошо, что в понедельник нет народа», за-тащил Марину в кафе, и уселся за столиком напротив, так, чтоб преградить ей путь к возможному побегу. Марина, словно смущенная сркытой ловушкой, молчала, опустив голову и размешивая в кофе шарик мороженого, и не видя, но чувствуя безотрывный взгляд Алексея, только краснела, почти не поднимая глаз. Впрочем, Алексей и так был доволен тем, что мог, наконец, спокойно ее разглядеть. Она по-прежнему не красилась. Работа на свежем воз-духе шла ей на пользу, бледность отступила, в движениях, в жестах, уверенность, грация какая-то появилась, а вот диковатость характера и напряженность минуты станови-лась все очевидней. Так что пришлось ему пустить в ход все свое обаяние, чтобы девушка, наконец, успокоилась, поняла, что ничего ужасного и пугающего ее не ждет, и можно и нужно наслаждаться этим кофе с мороженым, этим понедельником, этим неспешным разговором.