Читаем Четыре встречи полностью

Привиделось ей, вернее, причувствовалось, что кто-то гладит ее по плечу, и рука эта – женская, теплая. А что       за женщина, откуда взялась, непонятно, только и видно, – длинный красный рукав чем-то сине-голубым прикрыт. Говорила женщина что-то хорошее, нужное, доброе, только ни слова Марина ни разобрала. Но такой благодатью от ее речей веяло, что век бы слушала, затаив дыхание, не шеве-лясь и не вникая, просто слушала и плакала бы от радости и сладкого спокойствия, вдруг разлившегося в глупом сердце, и слез бы не вытирала, – пусть себе обжигают, скатываются на губы, на покрывало. ...Предрассветный мрак был по-прежнему густ, хо-лоден и влажен, но на плече сохранялось ощущение теплой руки, и сердце билось, и кровь бежала, и легкие дышали. Горечь, недоумение, отвращение к жизни вскипели, смеша-лись и схлынули куда-то, высвободив простор для первой разумной мысли: прими все как есть, прими за точку отсче-та, оставь вопросы и волнения на потом и начинай делать, как сможешь, как сумеешь, как получиться, – но делать.    В гнили и вони, средь мрака и смрада, – но делать. Не для кого, не для чего – просто чтобы делать.


                                                 ***



Бедность может быть достойной, нищета – никогда. Деньги во многом определяют наши возможности, нищета уничтожает само человекообразие, разъедает основы чело-веческого сознания. Можно до скончания века зашивать и перештопывать, но если иголку с ниткой взять неоткуда? Можно без конца заваривать спитый чай, а то и вовсе      без него обойтись, но если воду кипятить не в чем? Пей ту, что есть – с привкусом хлора и ржавчины. Ищи работу, – купишь и чай, и нитки с иголками. Но чтобы искать, чтоб на работу ходить, – одежда нужна, а всей одежды: блузка да юбка, и те на глазах от влажности разлезаются. Тогда  иди на помойку, ройся, ищи, как собака беспризорная,    как крыса, как другие, те, что смирились и со своим нищен-ством, и с неизбежной от нее гибелью.


Если что и спасало Марину от человекоубийствен-ной силы нищеты, так это отупение души, которое долго  не отступало после отъезда Варвары Владимировны. Это оно помогало мириться с вонью и темнотой, собирать бан-ки и бутылки, чтобы, сдав их за копейки, делить кусочек хлеба на три дня вперед. А на мыло? За квартиру? На одежду из каких денег брать? И снова она под прикрытием ночи ко-палась в мусорной свалке в надежде найти что-нибудь спо-собствующее жизни. Однажды со двора заметила под свои-ми окнами огромные, в ширину ладони, щели. Попробова-ла прикинуть их глубину, потыкала палкой, поняла, что глу-бокие, и придя домой, проверив нехорошую догадку, убе-дилась – сквозные. Если до зимы не заделать, станет ей это убежище просторной могилой. Меж тем Марина уже слишком ожила, чтобы согласиться с этим. Поэтому к «мы-лу», «хлебу» и «по счетам» добавилась статья «щели». Бла-го, от Анны Ивановны Марина унаследовала своего рода бесстрашие и даже азарт к любому ручному труду. Уметь все самой – никакая волшебная палочка не нужна, – только терпение и упорство. А строительные работы по всему Васильевскому шли: ходи, смотри, учись. Не боги горшки обжигают.


И были! Были заделаны щели! Пусть не сразу. Пусть руки в кровь! Пусть цемента понадобилось в разы больше, чем думалось! Но заделаны! До зимы. И в комнате суше стало, теплее. И работа была всякая: лед колола,  туалеты драила, овощи на рынке перебирала. И конечно, обманывали, платили меньше обещанного, если вообще платили, но Марина тыкалась, вкалывала, совмещала, – где-нибудь да заплатят.


Скоро эта борьба стала приносить удивительные, сказочные плоды. Здесь, в этих полуразрушенных бетон-ных стенах, под колючим от арматурин потолком, Марина впервые почувствовала себя по-настоящему дома. Единственная по трехкомнатной квартире соседка появля-лась раз в месяц, – приезжала за пенсией. В остальное время квартира была в полном распоряжении Марины. Тишина, приглушенные звуки далекого транспорта, тихое «тик-так» старенького б/ушного будильничка. И никаких бурь, сцен, выволочек, никто не будит по ночам. И главное, никто на свете уже не сможет, не посмеет лишить Марину этого обиталища.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Транскрипт
Транскрипт

Анна Мазурова – москвичка, с 1991 года проживающая в США; переводчик-синхронист. Соответственно и роман являет собой историю толмача, сюжетом и формой уже выделившуюся в последние годы в отдельный жанр. Однако в романе речь идёт не об узкопрофессиональной деятельности и даже не о попытке наладить жизнь как переливание меж сообщающимися сосудами двух разных культур. Перевод с языка на язык оказывается в нём метафорой социальной и творческой реализации: как «перевести» себя на общедоступный язык общества, как вообще «перевести» нематериальный замысел в план реального, и как человеку – любому, не обязательно переводчику, – усиливающему и транслирующему общие мнения через микрофон своей частной и профессиональной жизни, сделаться хотя бы ответственным микрофоном.

Анна Игоревна Мазурова , Анна Мазурова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза