Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия

«Мы, наша группа 7.0, хотим находиться в живом, соединенном нитями, взаимосообщающемся пространстве современной русской литературы. Это потребность. Поэтому наше сообщество характеризуется тем, что мы проявляем интерес к творчеству друг друга, к творчеству других писателей, читаем писателей старшего поколения, с большим интересом читаем тех, кто идет за нами», – заключает Герман. И это заявление также важно, ведь пространство современной литературы крайне разорвано.

Садулаев высказывает общие для своего поколения, в том числе и для «группы 7.0», претензии к современности. Она не эпична, действительность адекватна низшему жанру. Происходит скольжение по поверхности, отсутствует глубина и перспектива. Поэтому ни сага, ни роман невозможны, а только либо «Наша Раша», либо Сорокин. Повседневная жизнь просто «сутолока, борьба за существование», она находится вне территории смыслов (эссе «Золотые сны об империи»). Ее вывели за территорию смыслов, то же произошло и с простым человеком, которого брезгливо отвергли.

Вечность растворилась, она несоразмерна нашей современности. Вместо нее – момент, сиюминутное. Память рыбки, которая стирается после каждого круга по аквариуму.

Поэтому Садулаев пишет несколько соотносимых этой установке, адекватных действительности книг, насыщая их привносимыми контрабандой смыслами.

«В эротических историях нет ничего плохого. Если читателю про секс не рассказывать, – он уснет на третьей странице. А так, между сексом, можно и серьезные вещи протолкнуть, никто и заметить не успеет» – говорил Дон Ахмед в «Пурге». Герман и проталкивает.

О том, что в наше мелкое время роман трансформируется в интернет-блок, Садулаев писал и в «Таблетке»: «Писатель – тоже скульптор. Поэтому роман и эпос мертвы. Крупной форме нужны крупные характеры, личности. О наших мелких душонках в занюханных безобразных телах можно писать только юморески а-ля Петросян. Если добавить в петросяновщину немного мата и педерастов, получится stand-up show a-la Comedy Club. Даже у серьезных писателей, таких, как я, романы всё больше напоминают блог в интернете». Время воспринимается случайным, оторванным, подвешенным в пустоте, лишенным выхода в будущее.

В противоположность этому в своей первой книге «Радио Fuck» Герман пишет: «Мои книги – алмазный кусок дерьма, большой, сверкающий кусок самого высококачественного дерьма. И вы увидите в них свет, Истину, Будду. В сценах секса, в падении духа, в мерзости и растлении. Ибо вершины мои и пропасти».

Герой этого романа Герман Литвинов говорит, что пишет о настоящем – «о любви, о духе, о революции». Он противопоставляет себя «клоунам, а не писателям», которых «хоть задницей ешь. У них «тотальный стеб заменил литературу. Выебываются друг перед другом, перед критиками и “продвинутой аудиторией”, кто дальше поссыт. У кого струя длиннее». У них всё «НЕ ВСЕРЬЕЗ». «Постпелевинская проза».

Садулаев отмечает дефицит мужского в литературе, поэтому он и призывает «оставаться на батареях». Этот призыв противостоит вопросу, с которым застыли литераторы: «Расслабиться не желаете?» или «Чего изволите?»

Современное искусство оперативно записалось в обслугу новому правящему классу. Оно «не идет впереди полка со знаменем, не встречает грудью ледяные торосы, не жалеет, не зовет, не плачет. Современное искусство стоит у обочины шоссе с бутылкой минеральной воды без газа в приподнятой руке и то и дело нагибается к открытому окну притормозившего автомобиля: “Расслабиться не желаете?”» – пишет Герман в «Таблетке».

«Современный российский писатель несет на себе рюкзак ответственности и полномочий “русского писателя”, оставшийся нам от веков девятнадцатого и двадцатого. Но мы карлики. Нас за этим рюкзаком и не видно», – сказал Герман в интервью (http://bolshoi.by/persona/pisatel-german-sadulaev-moya-zhizn-sploshnaya-mistika/). Необходимо преодолевать это обмельчание. Избавиться от инерции дезертирства, которое делает мелкими, и «оставаться на батареях».

Всё это последствия диктата глобального постмодернизма, цель которого отучить людей думать: «рационально мыслящие люди не нужны. Бесполезны. Мешают. Вредны». Поэтому и редеет полк читателей, поэтому и остра проблема непонимания, которая постоянно печалит Германа. Постмодернизм, когда «не нужно уже никому никакого смысла», когда идет уничтожение смысла. Своеобразная игра на самоуничтожение. Суицидальная «русская рулетка».