Четырех царей слуга

Проявленные при «замирении» запорожского казачества полковым командиром «мужество, ловкость и благоразумие» побудили царя Алексея Михайловича не отпускать Гордона из Малороссии. Он пожелал иметь его здесь, на порубежном Юге Русского государства «постоянно наготове».

С 1670 по 1677 год служба полковника Патрика Гордона в основном проходила в гарнизоне крепостного города Севска в Северской земле, отошедшей к России по Андрусовскому перемирию с Польшей в 1667 году, по которому в скором времени полякам предстояло возвратить пограничный Киев. Как гласят документы Разрядного приказа, в Севске Гордон командовал новоприборным полком «комарицких драгун».

Комарицкая волость являлась царской, поскольку её земли вместе с крестьянами принадлежали государям всея Руси. Царской она была даже при первом самозванце Григории Отрепьеве, венчанном на царство под именем Дмитрия I. Командир Севского драгунского полка, слушая рассказы о Смутном времени, только удивлялся:

   — И у нас в Шотландии и Англии мятежей и войн между собой было немало. Но чтобы какой-то дворянин из бедных родом фамилий сел на трон монарха — такого ещё не было в истории...

Однако в Севске полковая служба оказалась недолгой. Казачьи мятежи и грабительские набеги легкоконных крымских татар беспокоили Разрядный приказ. По царским указам полк комарицких драгун стоял то в Трубчевске, то в Брянске, то в Новом Осколе, то в Переяславле. Из Москвы земляки-шотландцы, друзья-соседи по Кукую, писали Патрику Гордону:

   — В Кремле говаривают, что ты совсем порубежным полковником стал. Ты там так хорош, что на кремлёвские караулы тебя отзывать и не думают в приказах...

Полковник Пётр Иванович Гордон отписывал в Немецкую слободу следующее:

   — Знать, я здесь государю московскому нужнее. Ландскнехт дворянской крови любую воинскую службу, государем данную, за честь принимает. А славы здесь мне больше будет, чем на караулах у Спасских ворот. Да и потом, как знаю, на Москве ныне всё спокойно...

Защита Чигиринской крепости

В солнечный сентябрьский день золотой осени, 23 числа 1677 года окрестности лавры и сам Троице-Сергиев монастырь напоминали военный лагерь. На воротах и у теремов стояли караулы из неразговорчивых стрельцов в лазоревых кафтанах царского Стремянного полка. Повсюду разъезжали одетые в дедовские доспехи и при всеоружии дворяне московского чина. В берёзовой рощице близ богатейшего монастыря расположилась бивуаком сотня чубатых казаков из личной гетманской охраны.

В одной из келий, подальше от людских глаз, государь всея Руси Фёдор Алексеевич принимал малороссийского гетмана Самойловича. На беседе были только ближние к самодержцу люди, которые на тот момент определяли внешнюю политику Русского царства.

Вопрос обсуждался и решался один-единственный — разрушить и оставить или защищать порубежную Чигиринскую крепость.

Первым разгорячённо говорил Иван Самойлович Самойлович, гетман Правобережной и Левобережной Украины, только вчерашним днём прибывший в Троицу:

   — Войску Ибрагим-паши поражение дадено. Но панство в Польше на сеймиках кричит в голос, мол, заняв Чигирин, русский царь отобрал у нас всю Украину...

Сидевший на лавке, крытой рытым бархатом, возле совсем молодого государя князь, ближний боярин, человек огромного роста и свирепый с виду, Григорий Григорьевич Ромодановский спокойно сказал:

   — Пусть кричат. Смоленскую войну они ещё не забыли. Но если мы отстоим Чигиринскую крепость от турок и крымского хана, то тогда схватимся в войне с Речью Посполитой. Шляхта и магнаты от малороссийских земель никак не откажутся...

Молчавший до того царь Фёдор Алексеевич, слушавший спор гетмана с князем-воеводой, молвил:

   — Надо послушать Тяпкина. Говори, стольник, что у тебя там в Варшаве о Москве говорят?

С дальней скамьи поднялся стольник Василий Михайлович Тяпкин, бывший царским посланником в столице Речи Посполитой Варшаве и снова отправлявшийся на берега Вислы с верительной грамотой. Поклонившись до земли государю, сказал осторожно, вкрадчиво:

   — Государь! Польский король и его князья-магнаты ждут не дождутся истечения срока Андрусовского мира. Тогда они сразу же потребуют от нас Киев. А он, стольный град Древней Руси, святынь православных полон. И воевать начнут за города Смоленск, Невель, Себеж...

   — Но как воевать полякам с нами, когда турецкий султан хочет прибрать к рукам всё днепровское правобережье?

   — Государь, сегодня Варшава не страшится этого. У них есть Журавинский мир с Портой и крымским ханом. Им нужен Киев и Смоленщина. Вот почему Чигиринская крепость у них как бельмо на глазу.

   — Что же ты предлагаешь делать с Чигирином-то, стольник?

   — Если мы сегодня, государь, отобьём от турок и татар Чигирин — значит, завтра жди войны с поляками. Разорить крепость надо и уйти из неё, полки гарнизонные отвести на Слободскую Украину. Она к Киеву рядышком лежит.

Тут слово взял вставший с земным поклоном государю ближний боярин Ромодановский. Человек большого государственного ума, Григорий Григорьевич не разделял мнения Тяпкина и потому ответил стольнику-дипломату прямо и резко: