Четырех царей слуга

   — Разорить Чигирин отнюдь никак нельзя. Очень бесславно для Русского царства будет. И от неприятеля страшно. И не только Украйне убыточно, но и самому Киеву будет тяжко. Православная вера наша получит урон.

Вставший вслед за Ромодановским гетман Иван Самойлович заявил собравшимся ещё резче:

   — Если Чигирин разорить или допустить неприятеля им овладеть, то следует прежде разоренья или отдачи сказать всем на Украйне народам, что уж они великому русскому государю не нужны?!

На том тайном совещании в монастырской келье Троицы, удалённой от столицы с её посольствами и лазутчиками-дипломатами, работавшими не только на себя, вопрос о городе-крепости Чигирине решён не был: защищать его или, разрушив, отдать во владение султану Мехмеду IV и Крымскому ханству.

Настойчивые князь-воевода Григорий Ромодановский и гетман Иван Самойлович составили докладную грамоту царю Фёдору Алексеевичу. В ней говорилось, что от российского Путивля до Чигирина всего тридцать миль, что порубежная защита без крепости рвётся, что вокруг неё растут бесценные леса. И что российская Украйна может быть легко отдана на разорение басурманам.

Боярская дума не удовлетворилась такими доводами, усмотрев в грамоте «воинственность» её авторов. Они отправили для разведки на берега Днепра стольника и стрелецкого полковника Александра Фёдоровича Карандеева. Ему поручалось боярами высказать сомнения по поводу расположения Чигирина и обосновать, найдя место, необходимость строительства на Днепре новой порубежной крепости, на которую бы не могли претендовать в Варшаве.

Узнав о таком, Ромодановский и Самойлович съехались на встречу в городе Рыльске. Они составили на имя государя Фёдора Алексеевича новую грамоту. Вскоре князь-воевода высочайшим повелением был спешно вызван с порубежья в Москву.

Причина спешки заключалась в следующем. Посланные в Варшаву царские посланники окольничий Чаадаев и дьяк Украинцев были приняты королём Яном Собеским. Они прямо заявили монарху Речи Посполитой, что Россия не уступит ей Киев. Магнаты, и прежде всего порубежные, вспылили от сказанного:

   — Как так! Отдать наши земли на Днепре! Отдать Киевщину! Никогда и ни за какие деньги!..

Но польский король Ян Собеский спокойно ответил московским послам Чаадаеву и Украинцеву:

   — Не здесь, в Варшаве, я буду решать вопрос о польском Киеве. Он будет решаться в Москве послами Речи Посполитой, которые напомнят московскому царю статьи Андрусовского договора.

Окольничий Чаадаев и дьяк Украинцев, понявшие, что в Варшаве они ничего не добьются, на королевские слова смолчали, лишь поклонились венценосному полководцу Яну Собескому. Тот, встав с трона, сказал послам московитов последние слова:

   — Отправляйтесь восвояси. И ждите в Москве коронных послов. Для безопасности дам вам драгун эскадрон. А то паны-шляхтичи вашими словами о Киеве возмутились...

Когда воевода Ромодановский прибыл в Первопрестольную, вопрос о том, что Чигиринскую крепость надо защищать вооружённой рукой сперва от воинства турецкого султана Мехмеда IV, а потом, возможно, и от коронной армии короля Яна Собеского, Боярской думой был решён однозначно. Да и иного не ожидалось. Государь принял князя в кремлёвской Грановитой палате. Тот с поклоном встал перед самодержцем. Думный дьяк стал читать царскую грамоту:

   — Именем великого государя... За все именованные воеводские заслуги князя и боярина Григория Григорьевича Ромодановского пожаловать его из дворцовых земель селом Ромодановское в Калужском уезде.

Ближний боярин, услышав такие радостные для его сердца слова, степенно отбил земной поклон царю, восседавшему в окружении одетых во всё белое рынд[11]. Село было с древности родовым гнездом Ромодановских.

Закончив читать дарственную грамоту, дьяк в поклоне отошёл в сторону. Царь спросил боярина-воеводу:

   — Доволен ли ты царским подарком, князь?

   — Доволен изрядно, мой государь. Знать, моя воеводская служба не забыта, коли царским сельцом одарена. Ещё раз нижайше благодарю, государь.

   — Ведаешь ли ты, князь Григорий Григорьевич, зачем зван по моему указу спешно в Москву?

   — Ведаю, государь. Ещё как ведаю.

   — Я и Боярская дума приговорили — крепость Чигирин от недругов защищать крепко. И никому не отдавать на поруганье. Тебе велено быть большим воеводой московского войска.

   — Спасибо ещё за одну царскую милость, мой государь.

   — Боярская дума хорошо знает твоё воеводское искусство и ратную доблесть. Одним тем, что на Верхнем Дону смутьянов вора Стеньки Разина ты разбил, может гордиться твой княжеский род.

   — То было моим воеводским долгом перед царственным домом, которому Ромодановские служат верой и правдой уже много колен, государь Фёдор Алексеевич.

   — Собирай, воевода, полки русские на Украйне. Передашь такой же царский указ гетману Самойловичу. Укрепишь полками и начальными людьми Чигирин. Сам будешь с царской ратью стоять поблизости.

Воевода с благодарностью за признание его полководческих заслуг поклонился и озабоченно ответил государю:

   — Мой государь, разряды в полки соберут ратников достаточно. А вот начальных людей опытных сыскать будет трудно.