Читаем Четырнадцать дней полностью

Сегодня рано утром мы вызвали «Убер» – теперь чтобы вернуться в Бауэри. Через десять минут нас встретила водитель в маске с напечатанным на ней селфи. Пока она загружала чемоданы и горшки с растениями в багажник, наш младший самостоятельно залез в машину, не переставая хихикать.

Внутри стоял невыносимый запах кондиционера для белья, и мы чихали всю дорогу через Вильямсбургский мост. На середине моста наш младший склонился к водителю и спросил ее, почему она носит свое лицо на лице.

«А откуда ты знаешь, что это мое лицо, если никогда не видел моего лица?» – спросила она, не сводя глаз с дороги.

«Меня тошнит от этого дерьма!» – заявила наша старушка-свекровь, снимая свои зубные протезы.

Затем опустила стекло и выбросила четки в Ист-Ривер, выкрикивая нашу фамилию и поток проклятий: свой ПИН-код и номер социального страхования, выбранные номера лото и будущую дату смерти Сказителя. Больше никто не произнес ни слова до самого конца поездки.

В холле нашего жилого комплекса мы наткнулись на соседку, которая стояла, сгорбившись, спиной к нам, и набирала код на внутренней двери. Поток холодного воздуха заставил ее обернуться. Она чуть не закричала, но потом узнала нас. Ее вздох облегчения нас растрогал.

Она попросила прощения: в здании случались грабежи. Очень глупо с ее стороны не поприветствовать нас как следует. Как прошла поездка? Отвезли ли мы письма и маски ее сестрам? Ах, как она по ним скучает! Сын пообещал купить ей билет на самолет, как только закончится пандемия. «Знаете, столько всего произошло, пока вас не было? Вы бы зашли на чашечку кофе – ой нет, лучше позвоните. Тот расист из 3А? Теперь он ходит на свидания с парнем из движения „Черные жизни важны“». Она слышит их через батарею. Новый код замка? Простите, она не может его назвать.

«Ибо ни одно доброе дело не остается безнаказанным!» – фыркнула наша старушка.

Пока мы с вами тут разговариваем, она сидит на своем чемодане в холле и изрыгает проклятия в присутствии детей.

Мы решили просить убежища здесь, в «Фернсби армс», только потому, что наши дети настаивали, что «Армс» после фамилии означает объятия, а не оружие. Благодаря детям мы сохраняем веру в доброту людей. Один из них даже поставил водителю «Убера» пять звездочек – «За то, что не пялилась на нас в зеркало заднего вида, а сосредоточилась на мороженом „Роки-роуд“ впереди».

* * *

Думаю, никто из нас не знал, как понимать эту странную, душераздирающую историю.

– Ну-у-у… – протянула Кислятина.

– Того домовладельца следует засудить до смерти! – Во взгляде Флориды вспыхнула внезапная ярость. – И Сказителя тоже.

Женщина слабо улыбнулась в ответ.

– Благодарю вас. Впрочем, мы не будем мешать вашей вечеринке. Нам нужно отдохнуть. – Она закрыла глаза. – Нам просто нужно отдохнуть.

– Разумеется! – отозвалась Мозгоправша. – Можете оставаться у нас, сколько понадобится.

Судя по виду, она не слишком-то поверила в историю, но ее голос прозвучал профессионально-успокаивающе. Интересно, что станется с этой семьей? Мне вдруг захотелось им помочь, но, прежде чем я успела придумать, как именно, вмешался Евровидение:

– Ну что же, пока наши гости приходят в себя… – он сделал паузу, как бы проявляя уважение, хотя на самом деле посмотрел на часы, – у нас еще есть время. Кто-нибудь хочет рассказать историю?

– Очередная исповедь? – поинтересовалась Дама с кольцами.

– Вообще-то, у меня есть нечто вроде исповеди, – сказал Рэмбоз. – Или, скорее, откровение. Детское впечатление, открывшее мне глаза на мир, в котором мы живем. Очень многое мы никогда не поймем о людях, мимо которых проходим каждый день. Можно мне рассказать историю?

– Мы вас слушаем! – обрадовался Евровидение.

* * *

– Я вырос в Уэллсли, в штате Массачусетс. Тогда, в шестидесятые, он считался одним из самых богатых городов в стране. Может, и до сих пор так. На холме над моей улицей, напротив поля для гольфа, располагалась частная больница под названием «Санаторий Уисволл». Ее давно уже нет, но в шестьдесят пятом году это была дорогая и весьма престижная больница, расположенная в особняке среди просторных лужаек в окружении леса. Именно в «Уисволле» Сильвия Плат впервые подверглась шоковой терапии. В своей книге «Под стеклянным колпаком» она назвала больницу «Уолтон». Сильвия Плат выросла в Уэллсли, и ее мать все еще жила в доме номер двадцать шесть на Элмвуд-роад, когда я был ребенком. Милая старушка, тихая и печальная.

В общем, Сильвию отправили в «Уисволл» в 1953 году в надежде, что врачи вылечат ее депрессию с помощь электрошока. Очевидно, лечение не помогло, и на самом деле «Уисволл» был довольно жутким местом. Департамент психического здоровья штата Массачусетс много раз проводил там расследования, и в конце концов санаторий закрыли в 1975 году.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза