Четырнадцать дней

Раздался слабый, будничный и жутко монотонный голос мужчины – врач говорил о поступлении новой пациентки. Он начал перечислять ее симптомы и зачитывать историю болезни, которая оказалась далеко не скучной. Вот что рассказал доктор:

«Шарлотта П., замужняя женщина, в больницу привез муж. Когда-то была нормальной домохозяйкой с тремя детьми. Муж работал в Бостоне в качестве наемного специалиста. За последний год Шарлотта П. замкнулась в себе, перестала ухаживать за собой, прекратила мыться, не желала одеваться по утрам. Затем отказалась есть. Когда муж спросил о причине, она ответила, что причина в сделанном ею открытии. После долгих раздумий и наблюдений она пришла к выводу, что умерла. Более того, она почти уверена, что вся ее семья тоже мертва, только они этого еще не осознали».

Закончив перечислять подробности, все тем же бесстрастным голосом доктор поставил диагноз, и запись на синем диске со скрежетом закончилась.

Мы сидели в полном молчании. Мои друзья испугались, а я и вовсе пришел в ужас. На середине рассказа доктора о безумии я внезапно вспомнил, как в моей семье годами полушепотом говорили про некую двоюродную бабушку Шарлотту, сестру моего деда, которая жила в Уэллсли и вышла замуж за банкира, чья фамилия начиналась на букву П. С бабушкой произошло нечто постыдное и невразумительное, они называли это «нервным срывом», но ничего толком не объясняли и сразу прекращали разговор, если рядом появлялись дети.

Никогда не забуду то тошнотворное чувство, скрутившее желудок. Могла ли запись на диске относиться к моей семье? Моей двоюродной бабушке? Неужели психбольницу построили тут, посреди аккуратного маленького белого пригорода, поскольку именно здесь и таится болезнь?

Я ничего не сказал друзьям и никогда не задавал вопросы родителям. Мне отчаянно не хотелось знать. Я снова и снова повторял себе, что в мире полным-полно Шарлотт П. Когда друзья ушли, я запихнул синие диски в щель в стене за проигрывателем и двадцать лет спустя продал дом вместе с историями безумия. Возможно, они до сих пор там так и лежат.

* * *

Пока Рэмбоз говорил, город словно растворялся в темноте. Сирены на улицах затихли. Должна признаться, от его рассказа меня действительно бросило в дрожь.

– Это произошло пятьдесят пять лет назад. Тот чердак был забит историями о забытых людях, чьи жизни запихнули в коробки и выбросили на съедение крысам. А знаете, что пугает больше, чем смерть? – Его голос стал скрипучим от эмоций; он помолчал. – Забвение.

– Жду не дождусь, когда меня забудут! – отозвалась Хелло-Китти.

– Это ты сейчас так говоришь, – возразила Дама с кольцами. – Подожди, когда тебе стукнет под семьдесят, как мне. Твоя голова будет полна историями, людьми и любовью – всеми теми драгоценными воспоминаниями, которые не хочется потерять, особенно когда видишь, как приближается смерть, чтобы забрать их.

– Нам всем нужен Сказитель, – вмешалась женщина с фамилией (она, оказывается, вовсе не спала).

– Я часто думал о процессе забвения, – заметил Рэмбоз. – Сначала ты умираешь. Потом умирают те, кто знал тебя и мог рассказать твои истории людям. Потом умирают те самые люди. Твои истории умирают с ними, и вот тогда и ты сам по-настоящему и окончательно умираешь.

А ведь правда. Иметь детей я не собираюсь. У меня даже подруги сто лет уже не было. Поэтому, когда я умру, мой отец умрет вместе со мной. А те скудные воспоминания о матери, где бы она сейчас ни находилась… просто исчезнут.

Пока мы все размышляли, дверь на крышу снова с треском распахнулась: вернулся муж, спотыкающийся под тяжестью спортивной сумки на одном плече и спящего ребенка на другом. За ним шли пожилая женщина и насквозь промокший подросток с мокрым рюкзаком – они тащили две большие сумки на колесиках. Подросток рухнул прямо на крышу, рядом с матерью, которая взяла спящего ребенка у мужа, а тот помог пожилой женщине опуститься на спортивную сумку.

Сидя в своих удобных и знакомых креслах, в безопасных пузырях шестифутового диаметра, мы наблюдали за ними с сочувствием и нарастающей жалостью. Они все – муж с женой, старушка и растерянный подросток с мокрыми волосами – выглядели такими грязными и промокшими. Однако, разумеется, никто не шевельнулся, чтобы им помочь, ибо что тут сделаешь? Мы не могли к ним даже прикоснуться из соображений безопасности. Весь этот чертов карантин мы вели себя исключительно осторожно.

Наконец Дама с кольцами откашлялась.

– Я уверена, что говорю от имени всех, приветствуя вас в «Фернсби», и приглашаю остаться здесь, пока вы не решите свои проблемы.

Я оглянулась, проверяя, действительно ли остальные с ней согласны, и, к своему удивлению, не обнаружила откровенных возражений. Даже Кислятина кивала. Прежде чем кто-то смог меня остановить – прежде чем я сама успела себя остановить, – я подошла к ним на пять футов, держа в руке ключи от квартиры 2А, которые так и валялись у меня в кармане после проверки несколько ночей назад.