Четырнадцать дней

Сказитель – юрист. И хотя он не носит ту самую фамилию, родился с золотым зубом. Его мать рассказала эту историю на телевидении: «Когда ему было четырнадцать лет, сразу после того, как он улыбался под дождем, молния ударила его в левый верхний клык. С тех пор у него постоянно звенит в ушах. Сквозь звуки кофемашины, гудки автомобилей и лай собак в его ушах постоянно звучат тысячи историй. Каждый раз, когда он рассказывает мне одну из них, звон смолкает».

Когда Сказителю было пятнадцать, он выдал своему отцу на его дне рождения: «Давным-давно жил глухой попугайчик, который любил есть сахарный тростник на железнодорожных путях. „Уйди с дороги!“ – орали люди, но глухой попугайчик продолжал клевать тростник. „Ну, мы тебя предупреждали!“ – говорили люди и шли дальше своей дорогой. Однажды по путям промчался поезд, оставив позади себя разноцветные перья и сок сахарного тростника».

В шестнадцать лет, на дне рождения матери, он рассказал такую историю: «Жила-была женщина без лица. Зато ее руки понимали язык земли. Когда ее руки говорили: „Превратись в глину!“ – почва превращалась в глину. Когда ее руки говорили: „Превратись в меня!“ – глина превращалась в маленьких женщин без лица. Вскоре люди стали приходить со всех концов света, чтобы купить ее керамических куколок. „Сколько стоит?“ – спрашивали они. „Слишком дорого“, – отвечала она и отдавала копии себя. Однажды какой-то мужчина построил навес, повесил вывеску и ценник над головой женщины. „Я озолочусь!“ – думал он. Однако, когда он надел ей на палец кольцо, ее руки забыли язык земли, а он потерял половину лица».

В семнадцать лет, на дне рождения брата, Сказитель поведал: «Была когда-то деревня, где девочки превращались в мальчиков в свой тринадцатый день рождения. Каждый месяц в деревню приходил поезд за солью и гипсом. Однажды двенадцатилетний мальчик тайком пробрался в поезд, когда тот выезжал из деревни. Мальчик хотел поехать в столицу и разбогатеть, а потом вернуться с золотым кольцом для девочки, на которой мечтал жениться. Во время трехчасовой поездки в столицу он сосал соль и сахарный тростник. А когда поезд прибыл, мальчик превратился в женщину. Она вернулась в деревню через много лет, без гроша в кармане. Но все равно вышла замуж за девочку, которая к тому времени потеряла руку и стала богатым мужчиной».

В восемнадцать лет, на дне рождения сестры, Сказитель выдал такую историю: «Давным-давно было поле сахарного тростника, кишащее попугайчиками. Пока сборщики рубили тростник, попугайчики садились на стебли и каждый раз, когда мимо проезжал поезд, пели песенку: „Давным-давно было поле сахарного тростника, кишащее попугайчиками. Пока сборщики рубили тростник, попугайчики садились на стебли и каждый раз, когда мимо проезжал поезд, пели песенку…“»

Именно на этой вечеринке Сказителя прервал беззубый музыкант и дал ему совет: «Парень, не играй музыку, которую ты слышишь. Играй музыку для танцоров».

Когда мы приехали в бар-ресторан, там звучали песни из альбома «А ла мар» Винсента Гарсии. На козырьке бара красовалась наша фамилия: родственница получила ее от мужа, с которым теперь находилась в процессе развода. Под потоками дождя мы почувствовали, что восходит солнце. В нашей Вселенной нас встречают музыкой. Осведомляются о нашем здоровье – после поцелуев и объятий. Приносят чистые полотенца из собственных жилых помещений на втором этаже и кофе с легким привкусом мускатного ореха. Переставляют столы и стулья, готовя танцпол к карантину. Взбивают подушки на четырех раскладушках, случайно оказавшихся на рабочем месте. Пишут код для вай-фая на визитках, чтобы дети не пропускали занятия. Бегут в соседний магазинчик за дополнительными галлонами молока и квартой миндального молока для одинокого вегана среди нас. Они умудряются поделить в голове дроби на дроби и получить целые числа.

Мы ели и спали, как короли. Каждый день после ужина, ровно в семь часов, стояли перед баром и колотили в кастрюли. К смущению наших детей, мы свистели и хлопали в честь работников, устало улыбавшихся по дороге на работу или домой. Мы заполняли часы безделья семейными сплетнями за стаканчиком ямайского рома из магазина в аэропорту.

«Вы не беженцы пандемии, вы мой подарок», – сказала нам родственница через три дня.

Опасаясь, что злоупотребляем гостеприимством, мы попросили чистящие средства, чтобы отплатить за проживание. Почистили бар, вытирая каждую бутылку от пыли, починили дверные петли и стулья, давно сломанные ревнивыми танцорами. Тщательно вымыли пол, заменили проводку освещения и привели в порядок музыкальный автомат, чтобы он играл остальные альбомы Гарсии по кругу. Мы взяли на себя обязанность каждый вечер отваживать завсегдатаев, умолявших их впустить, не обращая внимания на вывеску «Извините, закрыто». В предвкушении грандиозного открытия бара мы купили искусственные деревья и краски тропических оттенков и соорудили в маленьком холле райский уголок с пальмами из пластика и елочными гирляндами.

«Вы мой подарок! – теперь называла нас родственница. – Джинны из уличного фонаря!»