Четырнадцать дней

В альтернативной Вселенной Эль Супермен раскрыл бы объятия и воскликнул: «Добро пожаловать домой! Как прошла ваша поездка? Встретились ли вы с родственниками, которых искали? Когда-нибудь я приеду в вашу страну, найдите мне сменщика! И не забудьте, что пора платить за аренду – „Черные жизни важны“, ребята! Ах да, а еще я сменил код на дверях, чтобы не пускать сюда нашего лохматого презика с его бандой воров. Новый код – четыреста сорок. Хе-хе-хе! Сезам, откройся!»

Но в нашей реальной Вселенной он не сказал ни слова и не посмотрел нам в глаза. Рукой в резиновой перчатке Эль Супермен подсунул под дверь конверт.

Ошарашенные, мы смотрели, как он зашаркал обратно в свою квартиру.

Мы стучали и стучали по стеклу.

Когда Эль Супермен ушел, мы стали по очереди нажимать все кнопки на домофоне, включая нашу собственную. По холлу эхом разносились потрескивающие ответы: «Кто это?.. ¿Quién es?..[91] Кто это?.. Qu’est-ce?..[92] Кто…» Мы раз за разом выкрикивали свою фамилию. Никто нас не впустил.

На конверте жирным шрифтом «Таймс нью роман» была напечатана наша фамилия. В письме сообщалось, что в соответствии с договором, подписанным нами с «Ривингтон менеджмент» более десяти лет назад, нам запрещено входить в здание, пока мы не выполним три условия. Нас просили заметить, что эти условия выполнить невозможно: (1) провести месяц в карантине – да, целый месяц; (2) получить отрицательные результаты тестов на альфа, бета, гамма, дельта и все прочие возможные в будущем штаммы нового коронавируса SARS-CoV-2; (3) полностью оплатить аренду за прошлые, текущие и будущие месяцы. Несоблюдение хотя бы одного из условий приведет к лишению нас статуса участников программы государственного регулирования арендной платы и возбуждению иска по выселению из вышеупомянутой квартиры 3А в соответствии с законом о возвращении собственности.

Внизу стояли подписи людей, с чьими собаками-аутистами мы шептались, чье постиранное белье складывали и разворачивали, а также тех, кто рыдал на нашей кухне после гибели их орхидей – танцующих куколок.

Над подписями, курсивным шрифтом «Гельветика», было напечатано: «С любовью, Ваши соседи».

Вот такой у нас выдался вечер, еще более темный и ненастный, чем сегодня, когда мы оказались на пороге выселения из квартиры во время пандемии, среди соседей, уже готовых нас вычеркнуть.

Три недели. Мы уехали всего на три недели. По семейным делам. Мы вели себя очень осторожно: не обнимались и не целовались с родственниками, даже с давно потерянными, к которым ходили посоветоваться. Мы держали социальную дистанцию во время собеседований и пользовались антисептиком для рук, когда брали свидетельства о рождении. Американским антисептиком. Мы сделали дополнительные маски, мыли руки и молились. Красные маски, белое мыло, синие молитвы.

Мы вызвали еще одно такси через «Убер», на сей раз в Бруклин, за мост, к родственнице в Уильямсберге. Через десять минут водитель в противогазе загружал наши чемоданы в багажник. Наш младший смотрел на него с ужасом, и нам пришлось силой затолкать орущего ребенка в машину. Внутри стоял невыносимый искусственный запах лаванды. Мы чихали и спорили всю дорогу до Деланси-стрит. О том, что следовало позвонить, прежде чем заявляться к родне на порог, и к чертям нашу фамилию. О том, что сами виноваты, не надо было слушать Сказителя, зря только потратили всю арендную плату на поиски обещанных им золотых гор. О том, что проголодались. О, пожалуйста, только не в присутствии детей! Ой, наших бездомных детей? Да ладно, нельзя терять веру. Нам нужно в туалет…

Наша старушка хмыкнула и схватилась за телефон. Родственница взяла трубку со второго гудка.

«Просто приезжайте», – сказала она.

«Ну вот! Говорила я вам, владельцы баров не спят!» – заявила свекровь, повесив трубку.

Водитель резко остановил машину на красный свет перед мостом. Когда он повернулся к нам, мы услышали его затрудненное маской противогаза дыхание.

«Однажды жил-был владелец бара, у которого было много слуг, много скота и много акров земли», – заговорил он приглушенным голосом.

«Поезжайте уже!» – заорали мы: на светофоре, как раз зажегся зеленый, но водитель не двинулся с места.

«Как-то днем, пытаясь дотянуться до верхней полки в баре, он уронил все бутылки виски „Джонни Уокер голд лейбл резерв“, которые держал под мышкой».

Затем он в полном молчании перевез нас через мост. Позднее мы бы поставили ему пять звездочек, но не за качество обслуживания, а за его слова, которыми не захотел поделиться Сказитель.

В этом городе и в этой стране наша фамилия мало что значит, но на острове она стоит целое состояние. А ведь Сказитель нас предупреждал. Возможно, он был прав, когда заявил: «Даже среди ваших соседей найдутся враги тех, кто носит вашу фамилию».

Задолго до пандемии Сказитель упоминал про принадлежащее нам невероятное наследство. «Несметное богатство, – говорил он сначала в гостиных, а затем на пресс-конференциях. – Колониальное золото такого желтого цвета, что почти зеленое».