Четырнадцать дней

– А ручонки загребущие! – заявила Флорида.

– В самом деле? Откуда вы знаете? – заинтересовалась я.

– Однажды он что-то ремонтировал у меня в квартире, а потом я обнаружила, что пропала статуэтка в виде молитвенно сложенных рук. После чего внимательно за ним следила.

Те руки теперь у меня! Но если сейчас признаюсь, больше ничего не проведаю про прежнего управдома.

– А как его звали?

– Зинодейя, – ответила Флорида. – Виргилиос Зинодейя.

Ну вот, оказывается, я создала себе очень реальный, но совершенно неверный образ Уилбура П. Уортингтона III.

– Про загребущие ручонки крайне интересно, – заговорила Уитни. – Я так и не знаю, что случилось с моей бабочкой Morphodidius. В какой-то момент она просто исчезла.

– Та статуэтка мне очень дорога, – призналась Флорида.

– А у меня пропала моя детская коллекция пластинок Элвиса, – сказала Дама с кольцами. – Не он ли ее взял? А ведь казался таким милым. Должно быть, у него с головой не в порядке.

Я ужасно пожалела, что затронула эту тему. Прежде чем успела хоть слово вымолвить в защиту прежнего управдома – или вообще задуматься, следует ли его защищать, – нас прервало появление Поварихи. Она счастливо улыбалась, держа в руке телефон.

– Заряжен полностью! Сегодня вечером вы наверняка увидите моего ангела!

– Ангел, дубль-два, щелк! – съехидничала Хелло-Китти.

– Всю неделю этого ждала! – воскликнула Флорида.

Я была уверена, что и сегодня ничего не получится, но энтузиазм Поварихи оказался заразительным. Она держала перед нами маленький экран, в который мы старательно вглядывались. Веб-камера показывала вид на парк и розовую церковь с похожими на свадебный торт башенками. Закатное солнце за тысячи миль отсюда пронизывало все золотистым светом – какой контраст с нашим серым небом!

– Подойдите поближе, будет лучше видно, – предложила Повариха и проверила часы. – Семь двадцать девять. Осталась одна минута.

Некоторые пододвинули стулья поближе.

В ярком прямоугольнике что-то зашевелилось. Из-за деревьев вышла фигура в черном: маленькая, согнутая, древняя, одетая в лохмотья, ковыляющая на двух костылях и несущая сетку с апельсинами. Повариха ахнула от радости, мы все склонились к экрану. Женщина невыносимо медленно плелась по неровной брусчатке навстречу веб-камере, висящей высоко на здании. Подойдя под самый объектив, она остановилась и неспешно подняла голову. Глубоко посаженные глаза на испещренном морщинами лице каким-то образом поймали наши взгляды прямо через экран. Она пристально смотрела нас, седые волосы торчали из-под платка, – а затем она улыбнулась. Я увидела, как двигаются ее губы, произнося какие-то слова. Потом она опустила голову и заковыляла дальше, направляясь к церкви, – исчезла из поля зрения камеры.

Повариха убрала телефон в карман.

– Что она сказала? – спросил Евровидение.

– «Mis hijos» – «дети мои», – перевела сияющая Повариха. – Как я и обещала, вы увидели ангела!

– Хм, не обижайтесь, но мне она показалась просто старушкой, – хмыкнул Евровидение.

– А по-вашему, ангелы – это всегда прекрасные юные существа с крыльями? – фыркнула она в ответ.

– Нет… – Евровидение замолк.

– Вы ведь все ее видели?

Мы согласно кивнули.

– В таком случае я счастлива.

Сломанная дверь внезапно снова распахнулась с громким стуком, и на крыше появились мужчина и женщина. Опять незнакомцы!

Две пары измученных глаз над красными самодельными масками оглядели крышу. Пришельцы тащили с собой чемоданы.

– Что происходит? – встревожился Евровидение, поднимаясь с места. – Вы кто такие?

Женщина сделала шаг вперед.

– Мы из дома на этой улице, – ощетинился мужчина.

– Я, мой муж, моя свекровь и наши дети, – сказала женщина. – Господи, мы домой попасть не можем!

– А сюда вы как попали? – спросил Евровидение.

Пара переглянулась.

– Дверь открыта, – ответил мужчина. – А на улице дождь. Вот мы и зашли.

Женщина приподняла свою сумку на колесиках.

– Нам больше некуда идти!

Я приготовилась к шквалу обвинений, хотя точно знала, что наглухо заперла входную дверь. Кто-то опять оставил ее открытой, вот только зачем? Нарочно они, что ли? Неужели в доме есть вредитель?

– Но… вы не можете здесь оставаться! – почти отчаянно взвизгнул Евровидение. – У нас же пандемия!

– А у нас нет? – заорала женщина в ответ.

Муж положил руку ей на плечо. После паузы она поставила чемодан – со столь измотанным видом, словно была больше не в состоянии сделать ни шагу.

Да это не обычное здание, а дурдом какой-то!

– Пожалуйста, отдохните здесь, пока мы во всем разберемся, – предложила Мозгоправша. – Простите, мы не можем предложить вам свободные стулья. Если не возражаете, пожалуйста, соблюдайте дистанцию. Ради всех нас.

– И ради себя самих. – Муж нежно обнял жену. – Ты отдохни тут, а я спущусь и приведу маму с детьми.

Я чувствовала, что внимание вот-вот вернется к вопросу «открытых» дверей и внезапного вторжения, но Евровидение меня спас:

– Что вы имели в виду, когда сказали, что не можете попасть домой?

– Наши соседи объединились против нас, – вздохнула женщина. – Нам не открыть замки.