Четырнадцатый апостол

Эта девушка плакала на моем плече,
И кристаллы соли царапали кожу.
День был точно наш, а закат ничей,
И тревожно сидели боги в ложе.
Потому что театр масок скис,
Мы их всех узнавали навскидку, сразу.
Не моя судьба, не её каприз,
Как улыбка музы, невидимой глазу.
Как расчёт по факту – один патрон
На шесть гнёзд в барабане, сухой остаток.
А на гроб положат рододендрон,
Бело-жёлтый, как цвет армейских палаток.
Я же, баюкая маленький револьвер,
Буду думать о той, что ушла в рассветное,
Что была самой светлою из вер,
Всех земных религий. И ей, не сетуя,
Можно сердце отдать, как узду коня.
Можно жизнь под ноги, как шаль на плечи.
К середине века, к исходу дня
Разглядеть под её ресницами Вечность.
И сойти на дальней ветке метро
Прочитав, как это ранее делал профи –
Разодрать себе кожу, выломать ребро,
Из него вырезая Её профиль…

«Ты так далеко, что за гранью не видно профиля…»

Ты так далеко, что за гранью не видно профиля,
Упрямого лба твоего, тонкого носа и мягких губ…
И в небе луна грозится рогами красными Тойфеля,
И синею сталью отсвечивает Железоруб,
Я даже не знаю, с чего начинать отсчёт динамики.
От первого взгляда случайного или от первого «да»?
«Да…», конечно, короче, ярче, но в нём есть оттенок паники,
Некое мнимое бегство в мифическое «никогда»…
Возможно, от взгляда? Но, Господи, их же так много!
Какой был важней, судьбоноснее и вообще,
Взгляд – не зеленый свет, открывающий всем дорогу,
Но он и не входит в обычное положение вещей.
Тоже не так… Бред… Бессмыслица и занудство…
Я устаю держать на плечах этот небесный свод.
А грех графомании сродни греху рукоблудства,
И месть моих рифм продолжается сотый год…
В чужих городах, отелях, под чашку эспрессо
Неровными, нервными строками пачкая белый лист,
Словно салфетку к губам приложив – «А стихи-то пресные!» –
Шепчет мне зло на ухо вечный мой антагонист.
Я же готов срываться в крик, какая к чертям поэзия!
Ты далеко, мы не рядом, и бесит несходство дней –
Снова с тобой. Без тебя. Надуманная компрессия.
И я не могу ни гнать, ни сдержать вороных коней…
А только вцепившись намертво в чёрную гриву века,
Сжимать своё сердце до крови, не смея взглянуть вниз.
Не чувствуя боль от стрелы, навылет пронзающей веко,
Как твой последний укор,
                поцелуй
                     и слепой каприз…

«Девочка, я же не волк. Не надо меня бояться…»