Чезар

Насчёт охраны я не врал: я действительно хотел сдаться как можно скорее, ведь это — самый быстрый путь в Челябинск. Кошмар, который я пережил этой ночью, показал мне ничтожность страхов, связанных с возвращением в город. Лучше говорить с Рыковановым в изоляторе временного содержания, чем препираться с Лисом здесь, в душном сарае в статусе умалишённого, со следами верёвки на голенях и запястьях.

Лис колебался.

— Ты идёшь? — спросил я настойчиво. — Воды захвати, ботинки мои, пистолет и рюкзак. Скажи деду Егору, пусть свезёт меня на тот берег. Больше вы меня не увидите.

Лис вышел. Пока его не было, я задумчиво разглядывал телефон Эдика. Хватит ли такой улики, чтобы Рыкованов поверил в мою невиновность? Что же, если не хватит, я найду способ рассчитаться с ним. Я не потону один: я потащу за собой многих и ублюдка Подгорного в том числе.

Вернулся Лис и кинул мне под ноги ботинки и рюкзак. Я порылся в нём и протянул Лису пятьсот долларов сверх тех денег, что дал ему, когда мы были у Иваныча.

— За то, что вернулся, — пояснил я и протянул ещё пятьсот. — А это Ронису за беспокойство.

Лис сидел с веером серых купюр и угрюмо смотрел на меня.

— С Кэрол попрощаться не хотите? — спросил он.

— С Кэрол? — удивился я. — Надеюсь, когда-нибудь она меня поймёт.

— Она вас и так понимает. Неужели вы не видите, не чувствуете? Что вы за человек такой? Она мне всё рассказала.

Он вдруг разозлился, и его нос воинственно поднялся.

— Что именно? — не понял я.

— Всё. В ту ночь она думала, что вы действительно изменились, прозрели наконец. Неужели «Чезар» стоит того, чтобы бросить её?

— Да мы и не были вместе.

— Вы спали с ней.

— Вы с ней тоже.

— Мы не так. И не в этом дело. Мы с Кэрол давно знаем друг друга, у нас никаких иллюзий.

— Это ты так думаешь. Спроси её.

— Я и так знаю. А вам она поверила, и это многого стоит, потому что Кэрол в таких вещах не ошибается.

— Ну, значит, ошибается, — хмуро ответил я, вытаскивая из рюкзака вещи и укладывая их обратно плотнее.

Разговоры о Кэрол были невыносимы. Меньше всего я хотел думать о ней, и, помимо стыда за прошлую ночь и даже за позапрошлую, примешивался страх, что эти мысли запустят во мне часовую бомбу сомнений. Чёртов Лис! Зачем ты напоминаешь мне о том, что сам же и разрушил? Это ты сбил меня с толку своим возвращением, потому что явился как герой и замкнул Кэрол на себя, и откуда мне было знать, как вы там спите? Ему кажется, что она любит меня, но у меня зеркальное чувство, что она любит его. А времени и желания разбираться нет. Вы — хиппи, дети цветов, паганы. У вас всё проще: сегодня с одним, завтра с другим. Я так не могу.

Может быть, я бы хотел вернуться в то утро, когда мы проснулись с Кэрол, и переиграть всю партию заново. Тогда я словно стоял на развилке и думал, что повернул, но оказалось, что развилки не было или я свернул не туда. Сейчас я бы что-нибудь сделал по-другому. Но теперь она видела меня с изнанки. Поздно притворяться.

Это была пьянящая игра в любовь, и кто знает, сколько бы дней, недель или лет я смог бы играть в неё. Может быть, эта игра стала бы частью моей натуры. Но этот хрупкий росток, пробившийся в трещину бетона, раздавлен. Поздно копаться в этом. Я хочу уйти.

— Где пистолет? — спохватился я, подняв на Лиса глаза.

— Ронис не хочет отдавать его здесь. Говорит, люди боятся.

— Просто верните мне чёртов пистолет, и я исчезну.

— Дед Егор отдаст его на том берегу.

Я проверил вещи, затянул рюкзак, отрегулировал длину лямок и принялся натягивать ботинки.

Лис достал перочинный нож. Он выстругивал колышек из сосновой ветки, которая сильно пахла смолой.

— Зря вы так, — сказал он. — Мне вообще-то плевать, поймают вас или нет, я просто не могу понять, почему вы рвётесь туда, где вас ждёт или тюрьма, или фронт. Или вы этого не осознаёте?

— Всё я осознаю. Лис, жизнь не состоит из одних инстинктов. Я не животное, чтобы бегать от огня. Как бы я не хотел верить в обратное, но «Чезар» и Челябинск — это часть меня. Без них меня нет. Ты можешь отсиживаться здесь, потому что свободен от обязательств. А я не такой перекати поле. Когда гибнут наши парни, когда Орда у границ, я не могу сидеть под тёплым пледом с любимой женщиной и делать вид, что всё хорошо.

Его движения стали резче. Он не стругал, а высекал нечто вроде острого карандаша.

— Вас тянет на войну, потому что вы больны, — заявил он. — И не только вы. Этот психоз растёкся по обществу, и вам нравится сливаться с ним, потому что тогда можно не обращать внимание на собственные комплексы и разочарования. Вы надеетесь, что, перевернув станицу истории, станете неуязвимыми к прошлому, к своему прошлому. Но личной психоз бесполезно растворять в коллективном мракобесии, потому что личное останется личным. Рано или поздно вас всё равно накроет, как сегодня ночью, только всё будет ещё хуже и страшнее.

Я молча затягивал ботинки цветастыми, как кожа змеи, шнурками.

— Аргун, да? — спросил Лис. — Чечня вас так сильно сломала? И это повторяется снова и снова?

— Откуда ты знаешь про Аргун?