Чезар

— То, что страх теперь везде. Всё, что нам остаётся, это замещать один страх другим, менее страшным. В городе разгоняют антивоенные митинги. Участников бьют дубинками и держат в камерах просто за то, что они не согласны поддержать войну. На трасса полиция ловит сарматских диверсантов — на конях они, что ли, приехали? Кого они ловят? А в чатах говорят про военное положение и мобилизацию. Что будет с моим отцом, если его призовут? Какой из него воин? А с Лисом что будет? Он сбежит, его поймают и посадят.

Она думает, мне не знаком страх. Ей простительно: она меня совсем не знает и к тому же молода.

Я вспомнил бесконечную ночь в Аргуне, когда был уверен, что, даже если выживу, не вернусь к нормальной жизни, потому что подпустил смерть, страх, отчаяние слишком близко. Потому что понял, что они также реальны, как моё дыхание, пульс, желудочный сок.

Но ведь потом наступило утро. А через два дня кто-то из нас жалел, что мы не проявили большей активности, что не пошли в контратаку, что потратили слишком много патронов впустую. Всё это стало очевидным в свете дня, в зеркале заднего вида. Я проговорил:

— Кать, не загоняйся. Это просто ночь, а ночью всегда страшнее. Гляди вон, пугало стоит. А так посмотришь: мужик с ружьём, оборотень.

— А я и не загоняюсь. Но что меня пугает — так это то, как вы легко принимаете войну. Неужели вам не жаль хотя бы самого себя? А близких? У вас дети есть? Я уже спрашивала. Ну, кто-то же у вас есть? В вашей голове бьёт набат, я же вижу, как вы рвётесь на фронт за своей порцией крови и вам, по-моему, не важно, своей или чужой. Я вас не боялась на митинге, не боялась в Аркаиме, но когда началась война, вы стали другим. А может быть, это не вы уже? Войны будят сволочь, которая спит в каждом из нас. Войны делают эту сволочь нормой. И я боюсь, что скоро эта война заполонит всё вокруг. Я непонятно говорю, да?

— Почему? Понятно. Я сволочь. Но война не придёт сюда, потому что мы сильнее наших врагов. Это факт.

— Вы сильнее… — повторила она, как бы пробуя слова на вкус. — Мне кажется, что вы сильнее даже самих себя. Вы разрушаете то, что создали сами, и не замечаете этого.

Я стоял под грузом звёздного неба, разлёгшегося у меня на груди, и слушал её голос, как звук шершавой пластинки, от которого щекотно в затылке.

Сколько лет тебе понадобилось, Шелехов, чтобы переварить Аргун? Тебе и девятнадцати лет не хватило. Чего ждать от студентки? Конечно, она перепугана до смерти, ведь в её вселенной нет насилия и крови, там есть только фенечки и плюшевые медведи на брелоке. Гражданским не понять, что жизнь полна насилия, и нам остаётся лишь иметь с ним дело.

Я повернулся к ней, притянул за плечи и обнял. Мы стояли, разделённые низким забором со старым сохнущим ковром. Она не сопротивлялась, только странно замерла и стала совсем податливой.

— Кать, — сказал я негромко. — Времена непростые. Но давай не будем бояться хотя бы друг друга. Если ты твёрдо решила ехать, то должна доверять мне также, как доверяешь Лису. Никакого набата в моей голове нет. И я не стремлюсь никого убивать. Задача в том, чтобы защитить своих. А ты своя, Лис свой. Вы пока этого не понимаете, но если я и готов кого-то убить, то только для того, чтобы этого не пришлось делать вам или вашим детям. И если тебе это важно, то вот тебе моё слово: пока мы едем туда, я буду защищать тебя также, как защищал бы родную дочь. А потом… А потом каждый будет делать то, что считает нужным. Жизнь рассудит.

Кто-то позвал её. На углу дома появился Лис. Я видел его тусклую фигуру в свете вспыхнувшего на углу фонаря. Кэрол выскользнула, а я ещё долго стоял, запрокинув голову и ловя на лицо мелкую звёздную сыпь.

Утром Лис отправился за снаряжением. Вернулся он к обеду почти довольный, потому что из обширного списка не удалось найти только дозиметр, что было предсказуемо. Зато он раздобыл лёгкую, хотя и тесную палатку, и множество мелкой всячины, включая экзотического вида фонари, две пачки больничных бахил и добрый кусок полиэтилена со скотчем, из которого в случае необходимости планировал сделать импровизированный костюм ОЗК. Примеряя строительный респиратор, Кэрол спросила, нужно ли его носить постоянно. Лис неопределённо пожал плечами: зависит от ветра. Он не так хорошо знал северную часть зоны, где, по его словам, встречались пустоши с летучим радиоактивным песком.

Лис добыл пару телефонов с действующими сим-картами на чужое имя — я просил его позаботиться об этом.

Помог со снаряжением и Вадик. Он подобрал мне куртку и вручил хорошие плотные ботинки. Когда я сунул в них ноги и прошёлся по каменистому двору, мои стопы, натерпевшиеся от кедов, запели от удовольствия.

У Кэрол с собой были джинсы, но её тонкий жакет Лис раскритиковал из-за слишком открытого ворота, поэтому ей досталась демисезонная куртка Светки, жены Вадика. Лис раздобыл более удобный и вместительный рюкзак, и Кэрол перецепила на него свой брелок-мишку. На поясе она закрепила всякую всячину, включая нож и фонарик. Кэрол вообще любила, чтобы что-нибудь болталось и гремело.