Чилийский поэт

Висенте выражал недовольство в школе, а дома просто отказался от своей роли в семье, потому что, страдая от разочарования и обиды, стремился нарушить домашний покой, который ему все-таки нравился. Логичной сценой ему служила школа, ведь она и раньше играла такую роль, а дом был чем-то вроде гримерки, где он недолго отдыхал от скандалов, в которых был главным героем.

Два месяца систематического школьного бунта нашли отражение в лапидарном отчете о личности ученика, который Карла и Гонсало смущенно изучали в конце второго полугодия:

Регулярно посещает уроки – Никогда Н

Демонстрирует пунктуальность на всех школьных мероприятиях – Иногда И

Уважителен – Никогда Н

Правдив – Иногда И

Честен – Никогда Н

Ответственно выполняет задания в школе и домашнюю работу – Никогда Н

Признает свои ошибки и пытается их исправить – Никогда Н

Принимает конструктивную критику – Никогда Н

Заботится о гигиене и собственной внешности – Иногда И

Участвует в жизни класса – Никогда Н

Заботится о своей физической безопасности и безопасности товарищей – Никогда Н

Демонстрирует стремление к самосовершенствованию – Иногда И

Контролирует свои импульсы – Никогда Н

Проявляет инициативу и творческие способности – Никогда Н

Сотрудничает в знак солидарности на благо других – Никогда Н

В классе является участником групп по интересам – Никогда Н

Достойно представляет школу на всех мероприятиях – Никогда Н

Заботится о своих вещах и вещах товарищей – Никогда Н

Соблюдает установленные нормы – Никогда Н

Демонстрирует уважение к национальной культуре и ее ценностям – Никогда Н

В любом случае, какая бесполезная бумага! Разве допустимо, чтобы подобные выводы, составленные кое-как, переполненные избыточными данными, обобщениями и методологическими неточностями, применяются – и продолжают применяться – для нанесения клейма стольким поколениям чилийских детей? И, кстати, неизбежен вопрос о квалификации учителя, ответственного за присвоение таких вводящих в заблуждение изъянов.

Учитель этот, бывший футболист Энрике Элиса́льде, отличился на левом фланге команды «Сантьяго Морнинг» в низших дивизионах чемпионата страны, сначала как старомодный нападающий – некоторые его «навесы» привели к великолепным голам пятнадцатилетнего Эсте́бана Паре́деса, будущего лучшего бомбардира чилийского футбола, – а затем как один из тех крайних форвардов, которым свойственно, скорее, трудолюбие в течение всех девяноста минут игры, чем блеск. Тренер вполне мог дать ему шанс сыграть в основном составе, но не дал, и юный футболист начал переживать, предался пьянству и беспорядочному блуду, пока через несколько лет не нажил троих детей от двух разных женщин, которых ему пришлось содержать. Тогда Элисальде поступил в университет, и, хотя ему пришлось пересдавать клеточную биологию, физиологию упражнений и теорию тренировок (дважды), он все же получил диплом преподавателя физкультуры. И даже сам не поверил, когда нашел работу на полную ставку с достойной зарплатой в приличной школе столичного района Нуньоа. Впрочем, ему не понравилось назначение руководителем, поскольку сам он предпочел бы ходить по школе в спортивной форме и со свистком на шее, требуя от учащихся четкого выполнения различных упражнений. У преподавателя Элисальде быстро появилась вполне обоснованная боязнь родительских собраний, однако сильнее всего в своей новой работе он ненавидел торчать в конце полугодия в учительской, подсчитывая средние показатели и заполняя дурацкие персональные отчеты, которые нисколько его не интересовали, за исключением тех случаев, когда они действовали как жестокие орудия мести.

Несомненно, Висенте вел себя ужасно, но оценка Элисальде все же была несправедливой. Вот один из примеров: в течение этих месяцев мальчика часто отстраняли от занятий, по меньшей мере, на два дня в неделю, не позволяя ему ходить в школу. И вместо того чтобы утверждать, что он «никогда» не посещал занятия регулярно, учитель должен был заметить, что Висенте «всегда» пропускал уроки, когда его на них не допускали. Вполне понятно заявление наставника, что Висенте «никогда» не проявлял почтительности, ибо почти все учителя страдали от его дерзости. Но тогда удивительно, что он счел, что Висенте «иногда» говорил правду и при этом «никогда» не был честен. А это во всех смыслах звучит противоречиво: да, можно утверждать, что говорить правду и быть честным – одно и то же, но тогда возникла бы дискуссия философского характера, к которой преподаватель не был подготовлен в силу своего образования.