Чилийский поэт

Несколько месяцев назад, начиная учебу в выпускном классе, он объявил, что не собирается продолжать образование в университете. Это было обдуманное решение, которое ни родители, ни учителя, ни друзья не восприняли всерьез. Однако Висенте оставался непреклонным: сначала не хотел даже сдавать предварительные экзамены в университет, но после все-таки подчинился. А когда два дня назад узнал результаты, случилось то, чего он опасался: отметки были неплохие, особенно по языку, и хотя он получил ужасные баллы по математике, все равно мог бы, наверное, претендовать на учебу на нескольких факультетах. Но проблема в том, что ни одна из профессий не интересовала его по-настоящему. Поэтому он собирался в предстоящем 2014 году посвятить себя чтению, сочинению стихов и поиску какой-нибудь стабильной работы, ведь пока что он всего лишь изредка исполнял роль Патрика, друга Губки Боба, в магазине игрушек. Увы, его не всегда нанимали (к тому же Патрик – персонаж второстепенный).

Так что подобный разговор заходил не впервые. В течение двух месяцев, по утрам через день, мать Висенте возвращалась к этой теме за завтраком. И он уже настолько привык слышать нескончаемые рассуждения, в которых уж слишком часто звучало слово «будущее», что научился продлевать паузы между фразами. По своей природе он был вежлив, с трудом медлил с ответом, но для подобного разговора Висенте, по крайней мере, выстроил свою стратегию: молчать до тех пор, пока у раздраженного или взволнованного отсутствием ответа собеседника не останется другого выхода, кроме повторения вопроса.

С видом знатока Леон разминал темно-коричневый кусок колбасы, после чего сделал несколько глотков из бокала, как дегустатор красного вина.

– Так что же ты собираешься изучать? – наконец повторил он.

– Я же тебе говорил, – с явной неохотой ответил Висенте. – Около года назад сказал, а потом повторял много раз.

– Но я все время думал, что ты шутишь.

– Нет, папа, я не шутил. Просто я не собираюсь учиться, во всяком случае, сейчас, поскольку это не имеет смысла.

В голосе Висенте было что-то задушевное, теплое. Покровительственный или поучительный тон в устах худощавого юноши с едва пробивающейся щетиной, впавшими глазами и темными кругами вокруг них, с ресницами лишь немного короче, чем в детстве, звучал комично.

– У тебя остался всего один день для подачи заявления. Чего тебе стоит? А потом посмотрим, как быть дальше.

– Но если я подам заявление и поступлю, то буду обязан учиться, а мне неохота.

– Да я же готов оплатить! Если не поступишь в государственный университет, я могу профинансировать твою учебу в частном. Ведь эти дерьмовые заведения почти одинаково дорого обходятся в нашей несчастной стране.

– Какой тебе смысл влезать в долги из-за моего университетского образования. Я же обещал тебе, что начну учиться, когда обучение станет бесплатным, – упорствовал Висенте.

Это оправдание возникло каким-то чудесным образом, и Висенте, дабы придать больше веса своему аргументу, поначалу всячески за него цеплялся. После многократного повторения оно превратилось в убеждение. Висенте участвовал во всех манифестациях, требующих бесплатного высшего образования, и даже некоторое время исполнял функции вице-президента студенческого союза в своей субсидируемой частной школе. Он вполне доверял студенческим лидерам, которые уже в марте готовились занять в парламенте свои депутатские места. И верил, хотя и гораздо меньше, в благие намерения недавно переизбранного президента страны Мишель Бачелет. Да, ему очень хотелось, чтобы просвещение в Чили стало, как обещает лозунг кампании, бесплатным и качественным, хотя пока что следовало честно признать: даже если бы оно уже сейчас было бесплатным и качественным, он не стал бы поступать в университет. Или, во всяком случае, не сразу.

– И ты действительно надеешься, что все эти ублюдки, как по волшебству, договорятся и сделают высшее образование бесплатным? – вопросил Леон.

Его возмущение прозвучало фальшиво. Если бы, к несчастью, Леон вдруг стал депутатом, сенатором или правительственным чиновником и вошел в число тех, кого называл «ублюдками», то, вероятно, действовал бы точно так же, как они сейчас. В его тоне присутствовало и нечто беспомощное: иногда Леону казалось, что правильнее было бы поступить по старинке – стукнуть кулаком по столу. Хорошо бы иметь возможность заставить сына изучать хоть что-то, все равно что. Но проблема в том, что Висенте – хороший сын, а моральный авторитет Леона – на нуле, поскольку он вообще-то отец никудышный. Настолько плохой, что всего пару лет назад внезапно обнаружил: оказывается, его сын веселый, приятный и даже умный. И решил, что, быть может, не такой уж он плохой отец, если сумел произвести на свет сына с такими качествами.