Чингисхан. История завоевателя Мира

Тот, кто недремлющую фортуну соединил с кротостью и смирением, а день ото дня усиливающееся процветание — с всенаправляющей мудростью (в сравнении с его украшающим мир разумом солнце теряет свою красоту, а /90/ его щедрость лишает пищи облака. Где ханы Чина и Мачина, которые могли бы поучиться у него обычаям управления? Где султаны былых времен, которые могли бы увидеть свидетельства высшего могущества? Если бы цезарям Рима посчастливилось находиться у него на службе, они из его указаний узнали бы, как управлять миром. А Хосровы Персии и фараоны Египта из его наставлений и решений почерпнули бы средства завоевания всей земли), Повелитель Лица Земли, Менгу-каан узрел в характере своего брата Хулагу признаки властности и обнаружил в его занятиях тягу к завоеваниям. Поэтому на великом курилтае, после того как он прочно утвердился на троне ханства и его внимание не занимали более дела корыстных и завистливых, он обратил свои мысли к покорению отдаленных восточных и западных краев. И вначале он отправил Хубилая в восточные земли, включающие государство китаев, а затем, в 650/1252-1252 году начал устраивать дела другого своего брата — Хулагу и поручил ему завоевание западных областей. И так же, как и во время похода Хубилая, он выделил ему по два человека от каждых десяти воинов восточных и западных армий и велел своему младшему брату, Субетей-Огулу, сопровождать /91/ его. Он также отправил вместе с ним представителей Бату Балагая[1730], сына Сибакана, Тутар-Огула[1731] и Кули[1732] с войсками, принадлежащими Бату; представителей Чагатая Тегудер-Огула[1733], сына Мочи-Огула; от /92/ Чечекен-беки — Бука-Темура[1734] с войском ойратов; и от своих зятьев, эмиров и нойнов с каждой стороны столько военачальников, что на перечисление их всех уйдет слишком много времени. И он послал в земли китаев за людьми, искусными в стрельбе из баллист, и за метателями горшков с горящей нефтью; и из земель китаев была доставлена /93/ тысяча семей (khana)[1735] китайских стрелков, которые каменным ядром могли попасть в игольное ушко и превратить его в лаз для верблюда, так прочно укрепив основания баллист посредством клея и сухожилий (pai), что снаряд, посланных из надира в зенит, не возвращался на землю.

И были отправлены вперед ельчи, чтобы освободить[1736] все пастбища и луга в тех местах, где ожидалось появление войск Царя Мира[1737], от самых *Кангайских[1738] гор между Каракорумом и Бешбалыком; и на этих землях запрещено было пасти скот, чтобы не нанести урон пастбищам и не потравить луга. И все подобные садам горы и равнины стали недоступными и запретными, и животным нельзя было щипать на них траву. И во всех странах от Туркестана до Хорасана и самых отдаленных областей Рума и Грузии трава стала тем, о чем было сказано: «...но не приближайтесь к этому дереву»[1739], и это правило соблюдалось так строго, что всякий, кто скормит своему скоту хоть травинку, подвергался штрафу; пока трава (giyah) воистину не стала грехом (gunah) и не настало от зелени (sabzi) пресыщение (siri)[1740]. Тогда ельчи, которых было целое войско, покинули те края и с тех лугов и пастбищ перешли в места, через которые не должны были проходить войска Царя. А что до Байчу и /94/ войск Чормагуна, [им было приказано] проследовать в Рум.

А что до провианта для войск, то был отдан приказ, чтобы все земли собрали по одному тагхару[1741], то есть по сто маундов зерна и по 50 маундов, то есть по одному бурдюку вина на каждого воина. И эмиры и местные правители, кто бы они ни были, начали заготавливать провизию (?ulufa) и собирать тузгу, или угощение; и они разместили свое угощение на всем пути [следования войска]. Кроме того, монгольские и мусульманские эмиры пригнали табуны кобылиц[1742], и каждый по очереди обеспечивал войска кумысом, пока они не переходили к другому эмиру. И каждый фарсах пути, по которому, как рассчитывали, проследует Царь Мира, был очищен от колючек и камней, и были построены мосты через ручьи и реки, и у мест переправы были приготовлены лодки.

И при сообщении о его уходе мир и спокойствие покинули землю: мятежники, прежде останавливаемы страхом перед его гневом и могуществом, не теряли даром времени, и те, кто были иль[1743], не желали передохнуть после тягот подготовки войска и сбора провианта и вооружения.