Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

Глава двадцать вторая «Слова твои я вложил в сердце…» (1222–1223 гг.)

«Если даже для изготовления луков необходимо использовать мастеров-лучников, то строящие Поднебесную (здесь имеется в виду Великий Монгольский Улус. — А. М.) тем более должны использовать мастеров по управлению Поднебесной».

Елюй Чу-цай[1211]

Очевидно, понимание потребности в мастерах по управлению Поднебесной пришло к Чингисхану во время его похода в Северный Китай. Именно там, как считал сам Чингисхан, по воле Всевышнего Тэнгри судьба свела его с высокообразованным киданем Елюй Чу-цаем, который впоследствии (с 1218 года) стал его верным соратником и советчиком.

Елюй Чу-цай был одним из тех приближенных Чингисхана, кто считал, что «можно завоевать Поднебесную, сидя на коне, но нельзя управлять ею, сидя на коне», а также, что люди, «строящие Поднебесную (здесь имеется в виду Великий Монгольский Улус. — А. М.), должны использовать мастеров по управлению Поднебесной»[1212]…

Именно от своих приближенных, таких как Елюй Чу-цай, Елюй Ахай, Чингай и других, Чингисхан впервые узнал о даосском монахе Чань Чуне (1148–1227), самом известном из так называемых «семерых северных истинных» или «семерых бессмертных» даосской школы Цюаньчжэнь («Совершенной истины»), который в то время пользовался большим уважением и почетом в Северном Китае[1213].

Наслышавшись о многоучености, святости и чудотворной силе «бессмертного» Чань Чуня, Чингисхан призвал его к себе. Об их с Чингисханом переписке, встречах и беседах, имевших место в 1218–1223 гг., и пойдет речь в этой главе нашего повествования.

* * *

В научной и научно-популярной литературе долгое время бытовало мнение о том, что Чингисхан хотел получить от Чань Чуня лишь «средства сохранения жизни». Однако, если вчитаться в «Си Ю Цзи» («Описание путешествия на Запад даосского монаха Чань Чуня»), который вел один из спутников-учеников Чань Чуня, становится очевидным, что Чингисхана интересовали не только «средства к поддержанию жизни», которые были известны Чань Чуню.

И хотя автор «Си Ю Цзи» («Описание путешествия на Запад даосского монаха Чань Чюня») Ли Чжи Чань главное внимание все же уделил описанию самого путешествия Чань Чуня и не рассказал в подробностях о беседах Чингисхана с даосским монахом, не описал внешний облик монгольского хана, тем не менее и в самом «Описании», и, особенно, в приложенной к нему переписке мы находим «задушевные мысли» Чингисхана, в которых, помимо подлинного облика и жизненных принципов Чингисхана, нашли свое отражение и его военно-политическая доктрина монгольского тэнгэризма или «всемирного единодержавия» и истинные цели приглашения Чань Чуня в ставку монгольского владыки:

«Небо (Всевышний Вечный Тэнгри. — А. М.) отвергло Китай за его чрезмерную гордость и роскошь, — писал Чингисхан даосскому монаху. — Я же, обитая в северных степях, не имею в себе распутных наклонностей; люблю простоту и чистоту нравов; отвергаю роскошь и следую умеренности; у меня одно платье, одна пища; я в тех же лохмотьях[1214] и то же ем, что… и конские пастухи; я смотрю на народ, как на детей; забочусь о талантливых, как о братьях; мы в начинаниях согласны, взаимная любовь у нас издавна; в обучении тем (тумэнов. — А. М.) я напереди других; в ратных боях не думаю о заде…