Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

И хотя Ван-хан и Чингисхан уже дважды называли друг друга «отцом и сыном», на этот раз Ван-хан решил считать Чингисхана своим «старшим сыном», что означало включение его в число главных наследников хэрэйдского хана.

Российский ученый Л. Н. Гумилев[383], а затем и немецкий монголист П. Рачневский[384] в своих исследованиях высказали мнение, что древние источники в связи с этим решением Ван-хана что-то не договаривают, и выдвинули версию, согласно которой накануне битвы с найманским богатырем Хугсэгу сабрагом Чингисхан ультимативно потребовал от Ван-хана объявить его, Чингисхана, наследником хэрэйдского престола (по П. Рачневскому, Чингисхан впервые заговорил об этом еще раньше, после мятежа братьев Ван-хана и оказания Чингисханом ему помощи), а неожиданный уход Ван-хана с поля битвы был его «ответом» на это требование Чингисхана.

Л. Н. Гумилев и П. Рачневский считают, что весь ход последовавших затем событий подтверждает их версию: потерпевшим от этого шага оказался сам Ван-хан; перед лицом неминуемого разгрома он был вынужден снова умолять о помощи Чингисхана, и тот вновь спас «несчастного» союзника, которому затем ничего не оставалось делать, как во всеуслышание объявить Чингисхана названным старшим сыном, а, следовательно, и наследником.

На этот счет имеются и другие мнения, в частности, монгольского историка Ш. Нацагдоржа, который писал: «Утверждение Л. Н. Гумилева и П. Рачневского о том, что Тэмужин намеревался занять престол Ван-хана, пожалуй, похоже на правду. Однако именно в то самое время был ли Тэмужин в силах лишить Ван-хана его трона? И была ли тогда необходимость решительно порвать союзнические связи с Ван-ханом?

Как мне думается, в то время, когда Ван-хан уже пришел в себя после тяжелых мытарств… когда, тем более, не было ясно, чем бы закончилось их прямое противостояние, трудно поверить в то, что он мог ультимативно потребовать от Ван-хана освободить ханское кресло. Главным врагом Ван-хана в то самое время был отнюдь не Тэмужин, а хан найманов. Тэмужин же, и это документально подтверждено, был его вассалом-союзником. И поэтому мы не можем согласиться с Рачневским, по версии которого Ван-хана не страшило объединение Тэмужина с найманами, а больше беспокоило то, что Тэмужин может занять его престол.

Нам же очевидно, что Ван-хан больше верил россказням Жамухи о том, что Чингисхан в сговоре с найманами; и поскольку для Ван-хана ничего более опасного, чем это объединение, не было, он поспешно удалился от Тэмужина и пытался уйти прочь, даже не вступая в бой с найманами.

Что касается Тэмужина, то у него в то время и в мыслях не было объединяться с найманами; наоборот, он был заинтересован поддерживать с Ван-ханом «отношения сына и отца», иначе говоря, называться его вассалом, и какое-то время быть с ним вместе…

И то, что Чингис вновь пошел на восстановление союза с Ван-ханом, во многом было связано с тем, что он еще не смог присоединить к себе многие племена прежнего улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы)[385].

^{Чингисхан в окружении нукеров. Миниатюра из «Сборника летописей» Рашид ад-дина. XIV век.}

Так или иначе, ясно одно: Чингисхан посчитал, что время полного разрыва отношений с Ван-ханом еще не наступило, и благородно пришел ему на помощь. Нукеры Чингисзана отбили у найманов все, что те недавно захватили у его союзника Ван-хана, и возвернули это последнему.

Автор «Сокровенного сказания монголов» продолжил свой рассказ об этом происшествии известием о том, что «сошлись Чингисхан и Ван-хан в Черной роще, что на берегу реки Туул… и скрепили содружество свое взаимной клятвой[386]:

«Случится, чужеземцы нападут —
Отпор им будет общею заботой.
На антилоп облава — что ж, и тут
Они займутся сообща охотой».
И еще они порешили:
«Коль змеи ядовитой жало
Подстрекало бы нас, искушало,
Клевету, навет извергало —
Расходиться нам не пристало:
Мы сойдемся лицом к лицу,
Как положено добрым соседям,
Яд губительный обезвредим.
Если б вдруг смертоносный клык —
Злой разлад среди нас возник,
Злыдень не одолел бы нас…
Мы бы встретились с глазу на глаз,
Примирительный разговор
Завершил бы любой наш спор»»[387]

.