Знал бы он, как недооценил господина Бронштейна! Без сомнения, именно Троцкому принадлежит большая часть заслуг, приписываемых позднее Ленину и Сталину. Однако при всей его хитрости он, как тот лафонтеновский кот, таскал каштаны из огня для других. Если расчеты Стаса верны, то у господина Ульянова возникнут бо-о-ольшие проблемы…
Экипаж где-то наняли Всеволод с Володей. Мягко покачиваясь на рессорах, они неспешно катили по булыжной мостовой к месту проведения операции. При доведении задания сыщик вполне откровенно поморщился: «Станислав, это же чистая уголовщина».
– Володя, мы здесь не карманников ловим. Наши противники самому существованию России угрожают, никак не меньше. Меры принимаем соответственно той степени опасности, какую они представляют для государства. Вы в группе для особых поручений, – подчеркнув слово «особых», веско произнес Стас, лихорадочно соображая, что делать, если сыщик вдруг упрется.
– Брось, Володя, – вдруг пришел на помощь Всеволод. – Ты еще не понял? Тут действительно судьбы мира решаются, это даже я понял. Не спрашиваю, как, но наш командир словно умеет угадывать будущее. Станислав, ты сивиллу где-нибудь в подвале не держишь случайно? Я просчитал – некоторые вещи невозможно вычислить было, а ты еще ни разу не ошибся.
– Я сам как сивилла, – улыбнулся опер.
Впервые жандарм говорил с ним напрямик. Раньше был вежлив, но закрыт.
– Разве что так, – тот улыбнулся в ответ. – Весь вопрос, Володя, здесь в том, насколько ты командиру доверяешь? Я, например, верю.
– Я тоже, – подумав, согласился Коренев. – Объект что, и впрямь так опасен?
– Знал бы ты, насколько, сам бы его голыми руками удавил, – Стас сказал это без улыбки. – Кстати, про мою сивиллу Володя знает. Если ты ему поверишь, конечно.
– Разрешаете? – тот вопросительно поднял глаза. – Меня ведь Аркадий Францевич заставил подписку дать по всей форме.
– Разрешаю, – кивнул опер. – И девушкам тоже. Мало ли, что нам еще творить придется. Надо, чтобы между нами полное доверие было.
…Мелодично зазвенел колокольчик над дверью, когда Галина вошла в кафе. Сняв перчатки, присела за столик и заказала кофе по-венски с пирожными. Прихлебывая из чашечки, она отсутствующим взглядом окинула помещение. Среди мужчин, играющих в шахматы, она без труда нашла худощавую фигуру с шапкой черных вьющихся волос. Поправляя блестевшее пенсне, он двигал фигуры, о чем-то оживленно споря с пожилым мужчиной аристократического вида.
Ей пришлось просидеть не более получаса. Увидев, как он прощается и расплачивается, Галя достала кошелек и стала искать монеты. Станислав ей очень подробно объяснял, чтобы она оставила деньги на столе, но с таким расчетом, чтобы сдача составляла не более пятнадцати процентов. Когда начинаешь спешить, всегда ошибаешься. Она положила на тарелочку три никелевые монеты по двадцать геллеров и медленно пошла к выходу. Рассчитала она абсолютно верно – Троцкий вышел из дверей, когда она отошла на два-три метра.
Едва лишь Галина засекла его боковым зрением, она подвернула ногу и, вскрикнув, опустилась на колени.
– Was ist los?[1]
– подхватив ее под локоть, спросил он.– Ох, простите… – Она тяжело оперлась на его руку.
– О, вы русская? – обрадовался Троцкий. – Вам куда нужно?
– Здесь недалеко. Будьте так любезны – кликните извозчика. Мне не дойти…
– Сейчас, сейчас!
Он оглядел улицу. Та была пустынна, не считая медленно едущего экипажа. Он подошел к краю тротуара и взмахнул рукой.
– Bitte![2]
Экипаж, подъехав, остановился. Дверца распахнулась, и оттуда выскочили двое крепких мужчин. Почуяв неладное, Троцкий попытался отскочить в сторону, но сильный толчок в спину бросил его прямо в руки преследователей. Он еще успел подумать, что толкнула его женщина, потом почувствовал резкий укол в плечо, и мир поплыл перед глазами.