– Понимаете, вам просто не повезло, – задушевно улыбнулся полицейский. – Тут просто фатальное невезение. Сначала официант увидел, как вы садились в экипаж. А потом пошел в отель «Французский», где дочка у него работает горничной. Там он снова увидел вас и фрау Демидофф. А утром ему сказали, что герр Бронштейн умер.
– Вот видите, я так и подумал.
– Почему вы так подумали? – быстро спросил инспектор, наклонившись и глядя оперу прямо в глаза.
– Ну, раз вы стали спрашивать, значит, не просто так.
– А-а, – слегка разочарованно протянул тот.
«Ох, и нелегко тебе со мной придется, – подумал Стас. – Это ты думаешь, что я коммерсант. И все твои ужимки и прыжки на среднего буржуа рассчитаны. Видывали мы карликов и покрупнее».
Ему вдруг неожиданно стало весело, хотя в глубине души он понимал – скорее всего, не отпустят. Он бы еще задумался, а у этих парней «Ordnung ist Ordnung»[9]
.– Значит, вы категорически отрицаете свою причастность к смерти герра Бронштейна?
«Ага, вот сейчас упаду на колени и во всем покаюсь…»
– Конечно, – ответил опер. – При чем тут я? Простите, я уже начинаю думать, что кто-то из моих конкурентов заплатил, чтобы меня нейтрализовать.
– Это следует понимать как оскорбление на службе? – вкрадчиво спросил герр Лемке.
– Простите, я имею в виду не вас. Покупают обычно не рядовых инспекторов, а высших чиновников. Я совершенно не хочу вас обидеть, херр Лемке. Но не удивлюсь, если вы имеете приказ сунуть меня в камеру к самым злобным уголовникам.
Опа! А взгляд инспектора определенно вильнул! На какой-то миг, но Стас заметил. А вот это уже плохо. Не просто хреново, а архихреново, как любил выражаться «вождь мирового пролетариата». Ну что ж, кто предупрежден, тот вооружен.
Видимо, Лемке нажал под столом кнопку, потому что двери за спиной открылись. Обернувшись, Стас увидел высокого полицая.
– Подпишите вот тут, герр Демидофф. Это постановление о вашем задержании.
– А если я не читаю по-немецки? – сощурился он.
Герр Лемке вздохнул.
– Герр Демидофф, здесь именно то, что я сказал. И, поверьте мне, не в ваших интересах добиваться того, чтобы меня кто-нибудь заменил.
«А ведь не врет, – с удивлением подумалось Стасу. – Галину тоже наверняка закроют… Ну да ничего, шесть лет в доме терпимости тоже кое-что значат».
– Задержанного в девятую камеру, – распорядился инспектор.
– Прошу прощения, господин инспектор, но господин Ланц… – это полицай сказал очень тихо, но слух у Стаса был превосходный.
– А мне плевать, – спокойно сказал герр Лемке. – Пусть занимается своими делами и не лезет в мои. Здесь распоряжаюсь я! Поместите его в девятую камеру, я сказал.
– Яволь, герр Лемке.
– Вот то-то!
Глава 11
«Солнце всходит и заходит…»
…«Похоже, что не ошибся я, – размышлял Стас, шагая впереди конвойного с заложенными за спину руками. – Была у него насчет меня „вказивка”, была, но инспектор встал в позу. То ли этого господина Ланца шибко не любит, то ли просто ему поперек морды, когда в его дела вмешиваются. И кто же нас слил, вот что интересно! Это ведь кто-то из своих, однозначно. Паршиво».
– Стоять! – скомандовал полицай. – Повернуться лицом к стене!
«Вот интересно – века проходят, а в тюрьмах ни фига не меняется. Порядок как был, так и остался».
Дважды щелкнул ключ, стукнул отодвигаемый засов, тяжелая дверь распахнулась почти бесшумно.
– Входите, герр Демидофф.
Стас послушно шагнул через порог. За спиной стукнула дверь, провернулся ключ, и семь пар глаз изучающе уставились на него.
– Guten Tag[10]
, – поздоровался Стас.Было бы преувеличением сказать, что внутри он был так же невозмутим, как и внешне. Опер, естественно, немало знал о блатной жизни, но все это была пока чистая теория. К тому же времена другие. Николая Леонова Стас, конечно, читал, но беллетристика – не та вещь, на которую можно делать ставку.
– Немец? – равнодушно поинтересовался сидящий за столом пожилой мужик, одетый в хорошо пошитый костюм-тройку, но без сорочки.
– Русский, – ответил Стас.
– С чем в дом вошел?
– В смысле? – не сразу понял опер. – А-а… убийство шьют невинному.
– А ты не при делах?
Тяжелый у него взгляд, у этого уркагана. Видимо, смотрящий. Или как они тогда назывались, паханы?
– Не знаю я этих дел, – мотнул головой Стас.
– Правильно, – одобрительно кивнул урка. – Не колись, фраерок. Перекрестись, коли православный.
Стас перекрестился.
– По тюряге прошлое не тащишь?
– Нет. Первый раз.
– Стрема никакого за душой не имеешь?
– Нет.
– Метешь не в масть, но разговор не фраерский. Ты где нахватался, если срок не мотал?
– Так я же сибиряк. Каторжанский край, с малолетства постигали.
– Ладно, коли так, присаживайся. Вон твой шконарь.
Уж о чем добром, а о зоновских и тюремных порядках Стас был наслышан и знал, что новичку расслабляться не следует. Тут система проверки веками отработана, иные спецслужбы позавидовали бы. Если бы знали.