Чиновник для особых поручений

В это время дверь в столовую открылась, и Клава внесла сонного Андрюшку. Души не чаявшая в сыне Наташа с ласковой улыбкой поспешила к нему.

– Петр Аркадьевич, он не впустую бахвалится, – тихо сказал Стас, пользуясь тем, что за столом нет жены.

– Да бросьте! – энергично отмахнулся Столыпин. – А то я Пуришкевича не знаю! Клоун, врун, позер, и не более того.

Характеристика, что и говорить, убойная. Все, что Стас по истории родного государства помнил, со словами тестя не расходилось. В точности по Высоцкому – «врун, болтун и хохотун». И тем не менее… Когда убили Распутина? Черт, он помнил только, что зимой, потому что тело в прорубь спускали. На даты у него память всегда неважная была. А вот обстоятельства убийства он помнил прекрасно, потому что препод по уголовному праву по этому случаю их курсу оперативно-тактические игры устроил. Сам полковник был большим любителем истории, в архивах буквально копался, а рассказчиком был, что называется, от Бога. Потому и помнил Сизов все подробности этого запутанного дела. Только вот дата из головы вылетела. А если попробовать событийную привязку?

– Вот и папочка наш приехал! – Наташа посадила еще сонного сына мужу на колени.

Но Андрюша, разлепив глаза, глянул на отца и вдруг дал такого ревака, что пришлось его долго успокаивать, а потом вместе с Клавой отправить от греха подальше в детскую.

– Я точно помню, что старца убили зимой, – воспользовавшись тем, что жена занималась с сыном, продолжил он разговор. – Сначала пытались отравить цианистым калием в пирожных, потом из пистолета в него стреляли, а тело скинули в прорубь. А участников было пятеро: Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович, вышеупомянутый Пуришкевич, доктор Лазоверт и какой-то поручик, фамилию запамятовал, вроде Преображенского полка.

Столыпин откровенно фыркнул.

– Тогда Сухотин, не иначе. Сердечный друг Феликса Юсупова. Только, капитан, не сходятся у вас концы с концами.

– Это почему? – удивился Стас.

– Потому что никаких пирожных, хоть с цианистым калием, хоть без него, Распутин есть не мог, поскольку он вообще сладкого не ест. Это вся Москва знает. Вот горькое пьет. Точнее, горькую. И баб тормошит, говорят, за милую душу, пардон за подробность.

Лицо его вдруг стало острым и злым.

– И нет у меня никакого желания эту нечисть спасать, даже и не заикайтесь. Чем скорее от него Россия избавится, тем лучше. Пусть подыхает, черт с ним!

– Кто пусть подыхает? – спросила вернувшаяся некстати Наташа. – Вы о ком это? Папа, что с тобой? Вы, что, поругались?

– Да нет, – нехотя отозвался Сизов. – О старце Григории говорили. Не любит его Петр Аркадьевич.

– А его что, убить хотят?

Мужчины в изумлении уставились сначала на нее, потом друг на друга. Чудная вещь женская интуиция, способная по одной услышанной фразе мгновенно уловить саму суть.

– Не знаю, – буркнул отец. – Слабо верится. А по мне, кто его убьет, большую услугу России окажет.

– Как сказать, – вздохнул Стас.

Он уже понял, что тесть ему не помощник. Про то, что они друг друга терпеть не могли, даже и в учебниках написано было. Дождаться вечером Исаева, и с ним посоветоваться?

Все бы ничего, но было у Гришки предсказание, что, как только его убьют, то и России хана. В прошлой жизни так и вышло. Насчет предсказаний не было у Стаса твердой убежденности, но а вдруг? Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим папарацци…

– А по-моему, папа, – вдруг твердо сказала Наташа, – прокурор не имеет права выбирать, какое преступление предотвращать, а какое нет. Потому что он закону служит, а не наоборот.

Никогда до сей минуты не приходилось оперу видеть Столыпина растерянным, а тут сподобился, надо же! Вот это дочка, вот это врезала папе! И тут Стас полностью осознал то, что услышал.

– Погодите, погодите, как прокурор?

– Макаров спешно подал в отставку, – мрачно сообщил тесть. – Прочили на его место Добровольского, и вдруг высочайшим рескриптом назначают меня. Не жду я ничего доброго от этого назначения.

Стас молча покачал головой. Да уж… все чудесатее и чудесатее.

– Генерал-прокурор, значит. Стало быть, и министр юстиции, – задумчиво сказал опер не столько вопросительно, сколько утвердительно.

– Ну, это само собой разумеется, – слегка раздраженно отозвался Столыпин.

– Тогда это в корне меняет дело.

Сизов в задумчивости потер щеку и поднял на тестя глаза.

– Господин генерал-прокурор, я официально заявляю вам, что вышеупомянутые мной лица замышляют убийство крестьянина Григория Распутина.

И безмятежно встретил бешеный взор министра юстиции.

Глава 10 Эффект бабочки

…Он проснулся от ласкового поглаживания по щеке. В спальне, охраняемый тяжелыми портьерами на окнах, царил уютный полумрак. Поймав руку Наташи, поцеловал ее в ладонь.

– Станислав, к тебе офицер.

Глаза распахнулись сами собой. Жена, по утреннему времени одетая в стеганый домашний халат, склонилась над ним.

– Что?! Какой еще офицер?

Она выглядела растерянной.

– Не знаю. Говорит – посыльный.