Чёрная Карета

Надзиратель вскинул бровь, и в сердце Джаннера затрепыхалась надежда. Горностранник солгал насчёт яблок. Возможно, он всё-таки утаил от Надзирателя перемещение Сары. Похоже, клятва для горностранника всё-таки не была пустым звуком.

– Да, нам известно, что ты страстно любишь фрукты, Мобрик. Спасибо. Теперь помолчи, – и Надзиратель вновь повернулся к Джаннеру. – Я предлагаю тебе, инструмент, пробное повышение. Ты станешь Учеником Механика. Я внимательно слежу за смышлёными мальчиками и девочками. Тебе больше не придётся резать металл. Ты получишь некоторые… привилегии. Новую койку, например. Не такую жёсткую, как нынешняя. Со временем у тебя станут и смены покороче – если будешь хорошо выполнять свои обязанности.

Джаннер попытался принять благодарный вид.

– А главное – к супу тебе будут давать хлеб. Ну, что скажешь?

Джаннер снова кивнул – и вдруг засомневался. Мысль о койке помягче, о хлебе и ещё о том, что больше не придётся держать в руках огромные ржавые ножницы, заставила мальчика поколебаться. Не слишком ли он торопится? Он провёл на фабрике всего неделю – и вот ему уже предлагают повышение. Если он пробудет здесь подольше, то, может быть, найдёт другие лазейки, не такие рискованные. В конце концов, если нынешний план не сработает, его опять высекут и посадят в ящик. Джаннер вздрогнул. Четыре дня в гробу без пищи, воды, света, возможности двигаться – и на сей раз даже без яблока, чтобы подкрепить силы. Это невыносимо…

– Очень хорошо, – сказал Надзиратель. – Заканчивай смену на обрезке, а завтра мы назначим тебе наставника. Как насчёт Джимбльтона, Мобрик?

– А? – спросил горностранник, который обгладывал огрызок.

– Я сказал – как ты думаешь, Джимбльтон будет хорошим учителем для нашего инструмента?

– Да, сэр. Джимбльтон очень смышлёный. И злой. Инструмент уже с ним знаком. Помнишь мальчишку с цепью, которого ты встретил в первый день?

Джаннер помнил, и при мысли, что придётся иметь дело с этим мерзким типом, ему стало нехорошо. Он ничему не желал учиться от Джимбльтона, Мобрика или Надзирателя. Он хотел найти свою семью.

Надзиратель встал и закрыл книгу:

– Отправь инструмент на место, Мобрик, и поскорей возвращайся. Мы едем в Пахотный тупик. – Он снял со стены шляпу и кнут. – Дошёл слух, что безутешные родители собрали ещё несколько инструментов на замену. И вот ещё что…

– Да, сэр?

– Получше следи за своими запасами. Этот инструмент очень ловкий.

Мобрик поклонился и толкнул Джаннера за порог вслед за Надзирателем.

– Сегодня будешь править, Мобрик. Я поеду в экипаже, – произнёс Надзиратель, с цилиндром и кнутом в руках пересекая зал.

Мобрик подтолкнул Джаннера к двойным дверям, ведущим на фабрику.

Момент настал. Нужно решаться. Либо молчать, повиноваться Надзирателю и учиться на Механика – либо бежать со всех ног и молиться, чтобы Сара Кобблер оказалась не только красивой, но и храброй. Но, готовя побег, Джаннер не думал, что Надзиратель уедет. Он должен был, как в прошлый раз, остаться за столом в своём кабинете.

Сердце у Джаннера стучало как копыта несущейся галопом лошади. Если что-то пойдёт не так, он снова угодит в ящик, причём не только он, но и Сара Кобблер тоже.

Джаннер не мог так поступить. Сам он был готов к новому заточению, но мысль, что из-за его глупого, поспешного бегства Сара окажется в гробу, ранила мальчика в самое сердце.

Подойдя к двойным дверям, Джаннер от досады сжал кулаки и стиснул зубы. Эта мысль страшно его угнетала, но, возможно, ему и впрямь стоит выждать, стать Механиком, получше изучить фабрику, чтобы найти лазейку. Тогда он сбежит, не поставив под удар Сару. Конечно, до тех пор придётся вести себя так же, как и другие Механики, иначе его снова отправят на обрезку.

Джаннер взглянул на свои руки. Волдыри на пальцах и на ладонях зажили и превратились в жёсткие мозоли, совсем как у Подо. Джаннер вдруг остановился.

При воспоминании о дедушке какая-то скрытая неудержимая сила, которая таилась в душе Джаннера, вдруг ожила и, сверкнув как молния, наполнила огнём суставы и выпрямила спину. Если бы Мобрик смотрел не на пол, а на Джаннера, он бы увидел, что мальчик вырос на целую ладонь.

Перед глазами у Джаннера завертелось жаркое цветное колесо вроде мельничного, и в следующее мгновение оно превратилось в отчётливую картинку. Он увидел сестру, живую и настоящую. Лили сидела в каком-то ярко освещённом месте, окружённая заснеженными горами, и играла на свистоарфе. За её спиной маячили какие-то размытые фигуры, но Джаннер не мог понять, кто это. Кто-то проковылял мимо – несомненно это был Подо, закутанный в меха.

Но куда делся Тинк? Картинка снова расплылась, и у Джаннера так закружилась голова, что он пошатнулся.

Словно издалека донёсся голос Мобрика:

– Что случилось, инструмент? Слишком долго лежал в ящике?