Роды продолжались более суток. По иронии судьбы они пришлись на день рождения госпожи. Первые схватки начались вчера ещё утром. Сразу же послали за доктором Гилбертом, и он, отложив все прочие дела, прибыл спустя час. Доктор был обеспокоен. Беременность госпожи вызывала у него тревогу с первых же месяцев. Ссылаясь на то, что госпожа уже не молода, доктор Гилберт с самого начала уговаривал её освободиться от беременности, но миссис Браун была верующей женщиной и подобные предложения не могли пробудить в ней ничего, кроме праведного гнева. Доктору пришлось смириться. Все месяцы, пока протекала беременность, он приезжал в усадьбу по первому же зову госпожи, и теперь, зная, что приближаются роды, доктор Гилберт прибыл в усадьбу с большим чемоданом инструментов и лекарств. Госпожа настояла том, чтобы из всей прислуги именно я помогала доктору при родах.
Поначалу схватки были несильные и частота их, как сказал мне врач, считалась небольшой. Во второй половине дня боль как будто бы совсем стихла, и госпоже даже удалось поспать около двух часов. К ночи же схватки резко участились. Весь день доктор Гилберт не отходил от госпожи ни на шаг, но всё, что он действительно мог сделать в это время, – только ждать.
С каждым часом схватки усиливались. Госпожа очень страдала. Лицо её покрылось капельками пота, а на лбу между бровей пролегла глубокая морщинка. В неровном свете свечей она казалась тёмным пятном, похожим на отпечаток чьей-то незримой ладони.
Госпожа держала меня за руку, но, казалось, почти не ощущала этого. Её мир, её вселенная в этот миг была сконцентрирована внутри неё самой. Несколько раз в спальню заходил мистер Браун. Вид у него был растерянный и взволнованный. То и дело он пытался узнать у доктора Гилберта состояние госпожи, но тот не отвечал хозяину ничего конкретного и приказывал ждать. Так прошла ночь.
Под утро в комнату вошёл мистер Хилл. Он с опаской посмотрел на хозяйку и сообщил, что привёз в дом отца Брауна. Мистер Браун с отцом закрылись в кабинете и впервые с момента возвращения из Лондона мистер Браун попросил принести ему вино. Я испугалась, как бы алкогольные пары не сыграли с хозяином злую шутку, но мистер Хилл заверил меня, что проследит за мистером Брауном, да и присутствие здесь старого священника тоже должно было не позволить господину перейти к буйству. В конце концов, мистера Брауна можно было понять: он опасался за жизнь своей супруги и своего ещё не появившегося на свет ребёнка.
Всю ночь и всё утро доктор Гилберт беспрестанно осматривал госпожу. Ощупывая её живот, он недовольно морщился, принимал задумчивый вид и бормотал что-то вроде:
– Неужели всё-таки поперечное положение…
От бессонной ночи я валилась с ног, но подобные слова доктора заставляли меня забывать об усталости. Я не была достаточно образованна, тем более в медицине, и не знала, что означает это его «поперечное положение», но я точно знала, что если доктора говорят таким тоном, то не стоит ждать ничего хорошего.
– Госпожа умрёт? – было около десяти утра, когда я, не выдержав более напряжения неизвестности, обратилась к доктору.
Доктор Гилберт уставился на меня так, словно бы за секунду до этого и не помнил о моём существовании. Сообразив, что слова его напугали меня, он улыбнулся.
– Нет, – сказал он, завершая очередное ощупывание живота госпожи и переходя к осмотру путей выхода малыша. – Поперечное положение плода – не конец света, но, чтобы уберечь миссис Браун, мне придётся совершить хирургическое вмешательство. Ничего страшного, – добавил он, заметив, что госпожа напряглась при его словах. – Поворот плода на ножке – весьма распространённая процедура. Я делал её много раз.
Спокойный голос доктора Гилберта немного успокоил госпожу, да и меня тоже. Доктор тем временем ещё раз внимательно осмотрел хозяйку и по каким-то, ведомым лишь ему признакам сделал вывод о том, что она почти готова к процедуре. Затем доктор Гилберт подошёл к столу, на котором теперь вместо цветов и книг стоял его громоздкий чемодан, и принялся разбирать инструменты. Он надел скрывающую нос и рот тканевую повязку, отмотал несколько слоёв марли и извлёк из чемодана довольно объёмную склянку из тёмного стекла. Затем он передал эту склянку и марлю мне.
– Это хлороформ, – наставительным тоном сообщил мне доктор. – Он нужен для обезболивания. Смочите хлороформом марлю и периодически подносите её к лицу миссис Браун. Она должна дышать хлороформом, но будьте осторожны – миссис Браун не должна уснуть.
Дрожащими руками приняла склянку и марлю.
– А это не вредно? – спросила я.
– Парами хлороформа обезболивала недавние роды сама королева Виктория, – с важным видом произнёс доктор, но затем добавил: – Я, конечно, не являюсь абсолютным приверженцем подобных средств обезболивания и стараюсь их использовать только тогда, когда это действительно необходимо. Сейчас это необходимо.