Чёрная лента

— Какой тут чудесный лесной воздух! — вздохнул полной грудью журналист и оглянулся по сторонам. — Хотел бы я пожить в таком умиротворенном санатории…

Справа темнела сосновая роща, слева на ровной глади пруда отражалась луна, а впереди за невысоким забором угадывалось в сумраке трехэтажное здание сумасшедшего дома. В одном из окон на первом этаже, рядом с входом, горел неяркий свет — туда они и отправились, стараясь ступать потише.

Чеслав Дайнович заглянул в окно и увидел там пожилую женщину в белом халате. Она сидела за столом и что-то листала под светом лампы. Постучав пальцем по стеклу, профессор позвал ее к себе, а потом изобразил знаками просьбу их пустить. Ночная дежурная отправилась открывать дверь.

— Пока все отлично, — сказал шепотом Дайнович и подмигнул Алесю. — Скоро будем спать, а то я, честно говоря, порядком устал за сегодняшний день…

Послышался звук отпираемого замка, и дверь раскрылась. Ассистентка доктора Бута, на вид сонная и какая-то вялая, пропустила их внутрь и заперла засов. Потом побрела к себе в кабинет, шаркая ногами по полу. Мужчины послушно отправились за ней.

Она уселась опять за свой стол с лампой и устало взглянула на гостей, которые сели на стулья напротив. Стены по обе стороны от них занимали стеллажи с папками и научными книгами по психиатрии.

— Добрый вечер, пани. Или, скорее, доброй ночи. Доктор Бут вам звонил? — вежливо поинтересовался профессор.

— Звонил… — равнодушно ответила дежурная.

У нее были выпуклые, как у глубоководной рыбы, белесые глаза и нос крючком. А на подбородке бородавка.

— Ну, вот мы и приехали, — с добродушным ожиданием в голосе продолжил Дайнович. — Вы же нас ждали?

— Ждали… — сказала пани.

Настала пауза. По голосу женщины было понятно, что она никого не ждала.

Мужчины в растерянности переглянулись.

— Подождите, уважаемая пани, — попытался уточнить профессор. — Доктор Бут вам звонил?

— Звонил…

— Так значит, вы в курсе?

— В курсе…

— Ну, так… — и Дайнович, вежливо улыбаясь, протянул в ее сторону ладонь, как бы намекая на что-то.

Дежурная внимательно посмотрела на его руку и неожиданно твердым голосом спросила:

— У вас проблемы? Флуктуация? Аберрация? Сублимация сознания?

— Нет-нет! — вмешался Алесь. — У нас нет никаких проблем! Вам же должны были позвонить! Вам доктор Бут звонил?

— Звонил… — сказала она, мгновенно успокоившись.

— Так значит, вы в курсе? — стал терять терпение журналист.

— В курсе… — согласилась женщина.

Гости снова недоуменно переглянулись, и тут профессор хлопнул себя по лбу.

— Дорогой Алесь, — шепнул он Миничу. — Я понял! Дайте ей денег…

— О, дорогая пани, извините Бога ради! — журналист встал со стула и, достав из кармана пачку банкнот, отсчитал несколько купюр. — Вот двести злотых. Надеюсь, этого хватит?

Ассистентка доктора Бута чуть заметно оживилась, но спрятала деньги в карман халата и снова казалась невозмутимой.

Еще с минуту все помолчали.

— Я так понял, вопрос в деньгах? — спросил Алесь, бросив взгляд на профессора.

Тот ему кивнул.

— Вопрос в деньгах… — сказала дежурная.

Журналист положил перед ней на стол еще двести злотых.

Женщина забрала деньги и стала тереть свою бородавку на подбородке.

— Вопрос в деньгах… — повторила она.

Минич достал еще триста злотых. Он вспомнил слова профессора о том, что это элитная и дорогая клиника. «Пожалуй, весьма дорогая, — подумал он. — И персонал тут жадный до денег».

— Надеюсь, мы решили наши вопросы, — решил закруглить финансовую тему Чеслав Дайнович. — Давайте пойдем дальше.

— У нас в обуви не ходят, — шмыгнула носом дежурная. — У нас ходят в тапочках. Тапочки в коридоре.

Снова переглянувшись, мужчины стали разуваться. Когда профессор нагнулся, расшнуровывая ботинок, его золотые очки на груди закачались, поблескивая, в воздухе на черной ленте. Дежурная прищурилась и, грызя ногти, не отводила от них глаз.

— У нас в очках не ходят, — снова шмыгнула носом она. — Вредно для пациентов. Отдайте мне ботинки и очки.

— Позвольте, пани! А чем же вредны очки? — удивился Дайнович, снимая с шеи черную ленту с оптикой.

— Флуктуация, аберрация и сублимация сознания, — ответила ассистентка доктора Бута, вешая очки себе на шею. Голос ее прозвучал каким-то зловещим и торжествующим. — У нас запрещены золотые очки. Тем более на черной ленте.

Алесь встрепенулся, подняв в руках свои снятые ботинки.

— Так вам что-то известно о «Черной ленте»? — вырвалось у него.

— Что-то известно о «Черной ленте»… — произнесла загадочно женщина, поместив себе на нос профессорские очки и оглядев через них гостей.

И взгляд ее был жутким.

«Это засада! — понял наконец журналист. — Сейчас нас убьют».

Внезапно за спиной Минича открылась дверь. Он обернулся, ожидая выстрел в спину, — все равно не успеет достать свой револьвер из заплечной кобуры. Но вместо выстрела за спиной раздался строгий женский голос:

— На горшок и в люлю!

х х х

Вошедшей оказалась весьма красивая и элегантная брюнетка лет тридцати в белом халате. А та особа, с которой мужчины говорили все это время, поспешила к ней и, уткнувшись в ее плечо лицом, расплакалась: