Не находя выхода в полной культурной и социальной ассимиляции, музыканты нового джаза разрешают эту трагическую ситуацию единственно оставшимся способом: полнейшей идентификацией своей личности со своей расой и ее культурой, что нередко принимает форму противопоставления двух культур и утверждения превосходства своей, маргинальной культуры (не без бессознательного привнесения в последнюю элементов внутренне усвоенной оппозиционной культуры).
Справедливая борьба с европоцентризмом в новой черной музыке и с вестернизацией в афроамериканской культуре заслоняет от некоторых ревнителей расовой чистоты новой черной музыки очевидный факт глубокой взаимной диффузии в ней элементов африканской, европейской, а зачастую и ряда восточных культур. Но не следует впадать и в другую крайность: не замечать в новой черной музыке особенностей, свойственных именно африканской культуре. И если мы продолжим рассмотрение остальных пяти выдвинутых негритюдом моментов «негритянской сущности» и попытаемся выявить их наличие в новом джазе, то убедимся в определенной ориентации новой черной музыки на эти постулаты африканской культурологии.
Приписываемые негритюдом черной расе, помимо рассмотренной антирасистской формы расизма, чувство коллективизма (сильно развитое чувство идентификации с расовой или социальной общностью), своеобразная концепция сексуальных проблем, особое чувство ритма (которому придается поистине универсальное и всеобъемлющее значение), слияние с природой (инстинктивному и интимному соитию с природой сообщается онтологический характер — непосредственного бытия в истине) и, наконец, обожествление предков (предок — мистический символ связи с миром) причудливо преломились в эстетической системе новой черной музыки.
Афроджазовая соборность
Африканская музыка практически не знает сольного музицирования. Индивидуальное исполнение на отдельном инструменте встречается в Западной Африке редко. Для западноафриканского музыкального искусства характерно ансамблевое исполнительство. Объясняется это не только синкретизмом народной африканской музыки (неразрывное соединение музыки, танца и пения) и отсутствием разделения участников «концерта» на публику и исполнителей, но и социально-психологическими причинами: влиянием мифологического коллективистского мирочувствования, превалированием общественно-родовых представлений, неразвитостью индивидуального эстетического видения, создающего уникальное эстетическое личностное переживание, противостоящее мифологической растворенности в групповом эстетическом акте. Это растворение личности в коллективном эстетическом сознании лишало африканскую музыку эмоциональности в европейском смысле (несмотря на ее высокую экстатичность). Поэтому напрасно было бы искать в африканской музыке трагических коллизий или драматических конфликтов, выражения личностных чувств и переживаний или даже элементарной слащавой сентиментальности, свойственных как европейской музыкальной традиции, так и джазу. Для этого ее содержание слишком подчинено коллективному ритуальному действию или обряду, а форма слишком канонизирована и нормативна (несмотря на импровизационность).
Лишь в Новом Свете, соприкоснувшись с европейской музыкальной традицией и европейским индивидуалистическим мирочувствованием, африканское музыкальное искусство обрело новые выразительные средства — распался круг старых мифологических представлений, обретение индивидуального эстетического сознания потребовало для своей реализации нового музыкального искусства.
Главной отличительной чертой традиционного джаза (досвинговой эпохи) была коллективная импровизация, роль которой уменьшалась по мере возрастания инфильтрации в джаз белых музыкантов. В эпоху свинга, с характерным для нее засильем белых полукоммерческих оркестров, коллективная импровизация исчезает. Белые музыканты обладали, конечно, способностью к коллективной импровизации, но тем не менее выдвинули на первый план в джазе солиста и аранжировку. Спонтанная коллективная импровизация, основанная на тончайшем чувстве партнера и способности раствориться в музыкальном коллективном действии, процветала в музыке первых негритянских джазовых ансамблей, игравших в нью-орлеанском стиле; архаический новоорлеанский стиль (1900-1920 гг.), а поначалу и его классическая разновидность (после 1920 г.) практически еще не знали сольных импровизаций. Лишь по мере образования белых оркестров, имитировавших манеру негритянского джаза, коллективная импровизация стала чередоваться с сольной. В диксиленде — белой версии новоорлеанского стиля — фигура солиста становится привычной, а в так называемом чикагском стиле (возникшем в середине 20-х гг.), созданном исключительно белыми джазменами, сольные импровизации стали уже теснить коллективные.