Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Кстати, насчёт столового серебра, что вы заказываете в Англии: у нас в полку есть некто Куракин[59], получивший в наследство от деда великолепную супницу. Он хочет её продать, чтоб заказать вилки, так что продавать будет на вес. Думаю, она вам прекрасно подойдёт, я переговорил об этом с Клейном[60], и он предложил ссудить меня деньгами, чтобы купить её для вас, поскольку Куракин торопится. Однако, признаюсь, принять предложение я не рискнул, ведь цена ей 1200 — 1500 рублей, что, по мне, сумма значительная, поэтому я предпочитаю дождаться вашего согласия; если вы пожелаете, я этим займусь. Что же до денег, предложенных вами на покупку другой лошади, я ими сейчас не воспользуюсь, поскольку моя, хоть я её и совсем заездил, всё же достаточно крепка, чтобы прослужить мне всю зиму до следующих манёвров. Право же, драгоценный мой друг, мне очень стыдно, что с тех пор, как вы стали писать мне, я почти всё время пользуюсь вашей добротой для покрытия лишних расходов, которых легко мог бы избежать; несмотря на всё великодушие, с коим вы немедля предлагаете мне свой кошелёк, я знаю, что вы себя стесняете, и мысль об этом мне тяжела, вы и без того делаете для меня предостаточно.

Я наконец познакомился с графиней Лерхенфельд, она в точности такова, какой я её описывал вам в последних письмах, не надо менять ни слова, но он восхитителен; вы и представить не можете этого человека в домашнем кругу, скучен он по меньшей мере столько же, как раньше, и стал гораздо скупее. Кстати, вот одно из последних его деяний: вознамерившись показать жене Петергоф, он приглашает Кутузова[61] и заместителя вашего блаженной памяти друга Дегенфельда[62]поехать с ними и предлагает устроить нечто вроде пикника, говоря, что иначе их заставят заплатить бешеные деньги за прескверный обед. Кутузову он поручает взять лафиту (2 бутылки) и две бутылки шампанского, что обошлось рублей в 50; сам же он должен был позаботиться об остальном. Так вот, он оказался до того скареден, что назавтра привёз всего лишь кусок говядины, что подавали у него накануне, хлеба и горчицы. Двум другим так стало неловко за него, что они за собственный счёт заказали в трактире обед, который господин граф Лерхенфельд, полномочный министр Баварского короля, съел, не поинтересовавшись, откуда он взялся; одним словом, неприятно даже рассказывать. Что до супружеских обязанностей, я убеждён, исполняет он их весьма скверно, причём ему достало ума самому мне в этом признаться; недавно, рассказывая о развлечениях в своём добром Мюнхене и сравнивая их с петербургскими, он сказал: «Как видите, мой дорогой, у меня дома развлечения редки, но зато хороши. Не то что здесь, где они идут чередой, так что невозможно ими насладиться. Это как женатый мужчина: как бы молода и красива ни была жена, постоянно изливаться невозможно». И эта мысль ему так понравилась, что он повторил её раз десять кряду; не правда ли, простодушное признание…

Это что касается моего дипломатического окружения. Надобно рассказать вам и ещё об одном — о семействе Лютцероде[63]. Он, вне сомнений, вполне заменил Суццо; большущая семья; муж до того словоохотлив, что просто невыносим; ну, а что до их страсти делать визиты, то тут они, пожалуй, переплюнут и Суццо; недавно с ними приключился конфуз, который доставил огромное наслаждение свету. Не знаю уж, почему им взбрело в голову, что господин, заменяющий графа Нессельроде[64] (не знаю его фамилии), женат. Так вот, вся семья садится в экипаж и поздно вечером пускается в путь до первой версты по петергофской дороге. Прибыв туда, они справляются, дома ли хозяин, им отвечают утвердительно; поскольку слуга не сумел толком объяснить своему господину, тот их принимает, но, полагая, что приехал только муж, остаётся в халате. Представьте удивление бедной женщины, она рассчитывает на встречу с дамой, а, войдя в комнату, видит только господина в халате; не зная, как это понимать, она осведомляется, не больна ли его жена, а он, в довершение недоразумения, отвечает, что жена его умерла и похоронена 20 лет назад. Вы представляете, в каком состоянии она уехала и как хотела скрыть свой конфуз; напрасный труд, в тот же вечер лишь об этом и судачили во всех салонах.