Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Хоть у меня и лёгкий эпистолярный слог (во всяком случае, так считаешь ты), признаюсь откровенно, последнее твоё письмо ставит мой талант в тупик и сводит его до полнейшей ничтожности. Как, мой дорогой, найти слова для ответа на письма, которые неизменно начинаются с предложений подарков, а заканчиваются требованиями принять то, что ты ещё намереваешься сделать для меня; этому нет названия — я не благодарю тебя, я не знаю, как выразить всё, что внушает мне признательность. Надо бы, чтоб ты был рядом, чтобы я мог расцеловать тебя и прижать к сердцу надолго и крепко — тогда ты почувствовал бы, что оно бьётся для тебя столь же сильно, как сильна моя любовь; знаешь ли, что ты делаешь меня богаче себя, и, какие бы доказательства ты ни приводил, просто невозможно представить, чтобы ты не стеснял себя из-за меня; посему будь спокоен, я не стану злоупотреблять твоим великодушием и возьму лишь то, что необходимо для достойного существования, как ты того и хочешь; из всего, что ты предоставляешь мне в последнем письме, самое для меня приятное — это разрешение пользоваться твоим экипажем; без него мне пришлось бы отказаться от выездов в свет этой зимою, так как она крайне сурова, а здоровье моё ежеминутно предупреждает, что с этим климатом шутки плохи; малейшая неосторожность сваливает меня с ног на несколько дней.

Если бы ты знал, как меня радуют все подробности о покупке земли, с чем ты, вероятно, теперь покончил; ведь я всегда мечтал, чтобы ты обосновался в этой стране[93]; раньше я всё остерегался говорить об этом откровенно, поскольку понимал, что при твоей доброте мог бы повлиять на тебя, чего я не хотел, считая, что стоит положиться на твой вкус и опыт, я ведь убеждён, что мне от этого будет только лучше; однако, если покупка ещё не состоялась, советую быть очень осмотрительным, ведь немцы отнюдь не такие тупые, как делают вид, а ты должен непременно извлечь выгоду из этой покупки, тем паче платишь ты наличными, а такие любители весьма редки в этой стране, где деньги на улицах не валяются. Я также упомянул обиняком Клейну[94] о твоём предположительном намерении купить землю где-нибудь в Германии; он сказал мне, что это было бы в высшей степени благоразумно, принимая во внимание, что держать деньги в бумажнике выгодно только коммерсанту, поскольку это позволяет намного увеличить прибыль, а барыш зачастую легко компенсирует связанный с этим риск; для того же, кто просто держит деньги при себе, такой выгоды уже нет.

В городе сейчас только и разговоров, что о грандиозном празднике, устроенном Монферраном[95] несколько дней назад в честь своей женитьбы на старой шлюхе Лиз[96]; я был там и уверяю, что когда видишь, как угощают и живут подобного сорта люди, чувствуешь себя рядом с ними просто чернью. Считают, что он потратил 1500 рублей, и добрую часть из них уплатил Демидов[97]; впрочем, праздник завершился весьма трагически: несчастная Буане-Вевель[98], уезжая оттуда, простудилась и через сутки скончалась. Кроме того, в день свадьбы Монферран составил завещание, по которому после смерти оставляет всё своё состояние вдове, более того, надеется, что Император соблаговолит платить ей пенсию за его службу России, и как особой милости просит, чтобы его похоронили в Исаакиевском соборе[99]; по этому поводу я сказал и повторяю для тебя, так как считаю это удачной шуткой, что он подобен индусам, которые, умирая, обычно просят отнести их в хлев, чтобы ухватиться за хвост коровы — имущества, приносившего им при жизни самый большой доход.

Я всё забывал рассказать вам о младшей Хрептович[100], вернувшейся с вод ещё уродливей, чем была, и невероятно растолстевшей. Особенно руки у неё толсты до неприличия, прямо как ляжки; она много рассказывала мне о брате Альфонсе, лицо которого находит весьма интересным, но — сказала она с обиженной гримаской — он не попросил, чтобы его ей представили. Ещё хотел бы я знать, отчего во всех письмах из Сульца ты постоянно рассказываешь о сёстрах и никогда о брате. А я был бы рад подробно узнать твоё мнение о нём, так как почти не знаю его характера, поскольку с 15-летнего возраста мы росли отдельно.

Ваша история с Фердинандом[101] весьма меня позабавила, видно, он всё такая же скотина, и я никогда не понимал, почему за него выдали сестру, горе молоденькой! Видно, он неожиданно сделался очень обидчив, а ведь я помню время, когда он первый подшучивал над своей уродливой физиономией. Хотелось бы знать, приезжал ли при тебе в Сульц родственник моей матери[102]. Это чудный малый, и у него прехорошенькая жёнушка; уверен, оба тебе понравятся. Передай от меня множество дружеских пожеланий всему семейству во главе с папенькой, ну, а тебе скажу только, что я не отношусь к неблагодарным.

Ж. Дантес

[на полях 1-го листа:]

Я послал для тебя небольшое письмецо в большом, отправленном отцу, отчего же ты не пишешь о нём в своём последнем письме из Фрейбурга?

[на полях 3-го листа:]